Владимир Ломейко - Рыцари свастики

Адольф фон Тадден издали заметил плотную фигуру председателя партии, сжал локоть Грифе и двинулся навстречу к Фридриху Тилену.

Все шло как нельзя лучше. Второй съезд НДП начался с большим успехом. Правда, протесты демократической общественности и в первую очередь делегации профсоюзов, прибывшие в Карлсруэ, фактически сорвали заседание съезда, намеченное на 17 июня. Но с тем большим остервенением правая печать, особенно «Дейче националь цайтунг унд зольдатен цайтунг», набросилась на протестующих. Руководство НДП сделало обиженный вид и обратилось к правительственным органам с просьбой взять их под защиту. К зданию «Шварцвальдхалле» в Карлсруэ, где проходил съезд, прибыли усиленные наряды полиции. Под их охраной 1196 делегатов, представлявшие 18 тысяч членов партии, спокойно заседали в огромном зале.

Особое впечатление на присутствовавших делегатов произвел доклад главного идеолога партии Эрнста Анриха, который выступил на тему «Человек — народ — государство и демократия».

Для старых борцов, как до сих пор называют себя старые члены национал-социалистской партии, Анрих был большим авторитетом. Уже в 1930 году он был известен как активный национал-социалист. Он состоял членом боннской группы нацистского немецкого студенческого союза и был введен в состав имперского руководства студенческого союза в качестве ответственного за учебную работу. С 1937 года по поручению имперского руководства студенческого союза и не без личного усердия, которое было отмечено, он стремился превратить немецкие университеты в «национал-социалистские высшие учебные заведения» и «духовно охватить и дисциплинировать немецкое студенчество». В 1941 году по рекомендации Гитлера он получил кафедру новейшей истории в Страсбургском университете и одновременно являлся фюрером в нацистском союзе доцентов в Бадене. Его перу принадлежали работы по идеологии нацизма и милитаризма, в том числе «Три очерка о национал-социалистском мировоззрении».

Анрих выступил с трибуны съезда с докладом, в котором высокопарно и запутанно изложил расистские бредни своего духовного отца национал-социалистского идеолога Альфреда Розенберга. В официальных кругах НДП этот доклад был назван «духовной базой молодой партии, на которой зиждется национал-демократическая политика». В зарубежной печати он был назван сгустком предрассудков, страстей и злобы.

Самозабвенно воспевал Эрнст Анрих с трибуны съезда расизм как здоровую теорию нашего времени.

— Изучая историю, становится видно, — утверждал он, — как приходили в движение группы рас в результате их роста и больших геологических потрясений, как расы сталкивались друг с другом, боролись друг против друга, сливались друг с другом… затем вновь отделялись друг от друга на определенных пространствах и как через некоторое время после такого распада вдруг снова начинала расти совершенно определенная сила…

Человек с момента своего появления на свет подчинен государству. Государство выше человека, оно тотально и абсолютно. Но ему грозит распад, если смешение рас в народе превышает допустимый уровень…

Далеко не все в зале могли понять эти претенциозные бредни. Большинство сонно кивало оратору или же, удалившись в соседнее помещение, запивало его проповеди душистым пивом. Но было немало и тех, кто рукоплескал Анриху, воспевавшему необходимость чистоты германской расы, которой угрожает нашествие гастарбайтер.

Анриха провожали с трибуны долгими, продолжительными аплодисментами. Серая филистерская посредственность, сидевшая в зале, торжествовала: у них был свой глашатай арийского превосходства. Доктор философии, сподвижник Розенберга, он взял на себя нелегкую, но достойную своей партии задачу продолжить «миф XX века» 33 33 «Миф XX века» — основной «труд» Альфреда Розенберга, в котором он изложил человеконенавистническую расовую теорию национал-социализма. .

В перерыве между заседаниями съезда Рихард Грифе встретился с Паулем Миндерманом. Они отошли в укромное место, подальше от шумной толпы самодовольных делегатов.

— Какие новости? — спросил Грифе.

— Молчит, — коротко ответил Миндерман.

— Неужели ничего нельзя сделать? — недовольно пробурчал Грифе. — У меня такое впечатление, что этим делом занимаются приготовишки из гимназии.

— Нет, загвоздка не в них. Они делают все, что могут. На этих ребят можно положиться, они прошли отличную выучку: один из них был даже в Катанге в отряде белых наемников. Они испробовали все, что возможно. Ему не дают спать, постоянные допросы, он едва держится на ногах, но отказывается подписать заявление о раскаянии. Ребята жалуются, что у них связаны руки: им бы хотелось применить средства поэффективнее.

— Нет, только без крайностей. Мы уже говорили на эту тему: нам нужна не жертва, а сдавшийся в плен. Неужели нельзя ничего сделать? Просто не верится. Представляете, какой бы это был подарок съезду партии, если бы в печати было опубликовано его раскаяние? Передайте им, пусть попытаются сделать все, что можно. Но только не должно быть никакой связи между нашей партией и этой группой.

— Да, господин Грифе, это альфа и омега всей истории. Кроме того, это действительно так: Круг защитников родного края не входит в НДП. Они пустились в эту аферу по собственной инициативе: мы об этом ничего не знаем.

Пауль Миндерман скорчил ханжескую рожу и потупил нагловатый взор.

— А как ведет себя его дружок Вебер? — спросил Грифе.

— Вебер развил активные поиски, заявил в полицию об исчезновении Биркнера. Но поскольку его машину перегнали в другой город, полиция не может найти концов.

— Я слышал, что у Вебера довольно боязливая жена. Направьте ей пару писем с рассказом о том, как поступают с предателями родины. Пусть она устроит своему благоверному «веселую жизнь».

— Слушаюсь, господин Грифе.

Миндерман даже щелкнул каблуками. Они разошлись. Грифе направился в зал. Он увидел толпу шумевших делегатов и подошел, чтобы выяснить, в чем дело. Один из распорядителей по залу подошел к нему и доложил обстановку.

Оказалось, что в перерыве один из делегатов снял свой пиджак и повесил его на спинку свободного стула: в переполненном помещении было довольно душно. При этом отогнулся отворот пиджака, на котором был приколот прямоугольный значок НДП и с внутренней стороны стал виден круглый значок НСДАП со свастикой в центре.

Репортер журнала «Шпигель» заметил это и сделал моментальный снимок, прежде чем распорядители зала бросились к нему. Репортер исчез, отобрать фотоаппарат у него не удалось.

— Где этот болван? — зашипел, как гусак, Грифе.

— Его уже вызвал к себе Тилен, — ответил распорядитель.