Виктор Черняк - Тонкий слой лжи

Газета «Сан кроникл» 26 августа в утреннем выпуске сообщила: «Вчера вечером на пляже отеля Си-Кейп найден труп женщины. Обнаружил его сторож-смотритель Леонард Во в одном из шезлонгов. Документы и личные вещи не найдены. Особых примет нет. Возраст около тридцати. Естественной или насильственной смертью умерла пострадавшая - не установлено. Полиция ведет следствие…»

О Хаймене Бакстере все говорили: добряк. И то правда: всегда улыбка, каждому ласковое слово, чего еще требовать от человека?

Бакстер неуклюжий увалень, - такие у всех вызывают симпатию, - ходил, загребая лапами, носил мешковатые костюмы и темные галстуки, кольца вьющихся волос нет-нет да и спадали на лоб; изумленные чуть на выкате глаза Бакстера поражали пронзительной цепкостью и… мягкостью, вроде бы странное, сочетание? Но Бакстера вполне устраивало. От таких, как Хаймен всегда веет покоем, устроенностью, отсутствием даже намека на мятежность.

Конечно, со стороны всегда кажется, что у другого дела идут отлично, что касается Бакстера, то и в самом деле, ему жаловаться не приходилось. Хорошая работа: прибыли его фирмы заставляли исходить завистью не один десяток военных подрядчиков. Добрая, миловидная, общительная жена. Детей бог не послал, однако Бакстер в душе надеялся: чада - дело наживное.

Был и друг - Билли Манчини. Вместе работали. Билли пришел из лаборатории, разрабатывающей боеголовки с разделяющимися головными частями - не поладил с начальством из-за резкого характера и склонности всех высмеивать. Крохотный субъект, чуть ли не в два раза ниже Хая, щупленький, почти мальчик, непоседа: всегда носится с прожектами - один невероятнее другого, даже сидя в служебном кресле, сучит ножками или исступленно грызет кончики ручек, фломастеров и карандашей. Женщины фирмы наделили Манчини обидной кличкой Мужчинка, он знал это и переживал, впрочем не показывая вида. Мужчинка обладал удивительным даром обхаживать заказчиков в погонах: упаси бог - никаких взяток, только внимание - дружеский ужин при свечах, пикник с не слишком недоступными девушками, презенты к дням рождения самого заказчика и его близких. Стоило смущенному полковнику или вяло протестующему генералу схватиться за карман с бумажником и кредитными карточками, как Манчини возмущенно раздувал ноздри и с негодованием вытягивал ладони с растопыренными пальцами вперед: ни в коем случае! Стоит ли говорить о пустяках? Фирма платит…

Фирма процветала, в немалой степени благодаря энергии Манчини и обстоятельности Бакстера. В паре они работали - лучше не придумаешь. Когда Билли зарывался, Бакстер сдерживал его. Когда Бакстер блаженно засыпал, считая что достигнутое - предел, Манчини тормошил его, не давая передышки.

У каждого свои неприятности и по вечерам после работы, когда Бакстер и Манчини отправлялись выпить, что, впрочем, случалось не часто, кроме цепкости и мягкости в глазах Хая мелькали тоска, растерянность, а в нехарактерных для него суетливых движениях виделись неудовлетворенность и даже скрытая ярость.

Манчини знал проблемы друга. Привлекательная жена, дочь богатого человека - не простая штука: что-то там произошло у Хая с супругой, незаживающая рана жгла грудь под темным галстуком, поэтому и с детьми не спешили. Если у молодой здоровой пары нет детей, каждому ясно: что-то не так.

За выпивку всегда платил Бакстер. Манчини не успевал дотронуться до кармана, а бармен уже улыбался: ничего не надо, все в порядке. Поспешность, с которой расплачивался Бакстер, наводила на мысль о скупости. Так бывает, когда человек боится, вдруг его кто-нибудь заподозрит в тайном пороке скаредности? И, чтобы тут же отмести возможные подозрения, моментально достает бумажник.

Манчини знал, что Хай родился в семье скромного достатка, а значит хорошо помнил годы если не нужды, то постоянных ограничений. Когда Билли тыкал друга в замасленный узел галстука и говорил, что тот заработал право менять галстуки каждый день, Хай только улыбался, иногда неумело оправдывался, уверяя друга что к галстуку привязываешься, как к собаке, чем старше псина становится, тем больше трогает, потому что знаешь: не за горами расставание.

Иногда Бакстер приглашал Манчини к себе домой и тогда Салли - жена Хаймена - закатывала Мужчинке унылую проповедь про незавидную участь холостяков. Манчини смеялся, подтрунивая над собой: мелких мужчин никто не любит, во всяком случае до тех пор пока они не богаты. Как только его состояние станет приличным, обязательно найдется подруга жизни. К тому же, добавлял Манчини, жизнь холостяка имеет свои прелести. И многозначительно улыбался.

Все умолкали. И тогда на Манчини будто снисходило озарение, он умело краснел: надо же, допустил бестактность - бедный друг! - нелепо в тюремной камере разглагольствовать о чудесах вольной жизни.

Салли накрывала на стол, носилась между кухней и просторной гостиной уютного дома и никак не напоминала избалованную дочь богача.

Манчини, хихикая, сообщал Хаю, когда друзья оставались наедине: если не знать, какие деньги оставил Салли папочка, подумаешь, что она всю жизнь собирает по центу на лишние колготки, не пропуская ни одной не вымытой витрины.

Бакстер и Манчини играли в шахматы. Салли сидела рядом, свернувшись в клубочек в мягком кресле, в ее больших глазах, щедро наивных, дрожали блики света. Когда Бакстер «съедал» очередную фигуру или продвигал проходную пешку так далеко, что и неуемной энергии Билли Манчини не хватало, чтобы ее остановить, Салли взвизгивала. Если Бакстеру удавалось провести пешку, Салли всегда замечала: лучшие ферзи получаются из пешек. Ей казалось, что фраза полна тайного смысла. Мужчины молчали или переглядывались, сообщая друг другу: чудачки эти неработающие женщины при мужьях; что они понимают в пешках? в ферзях? и особенно в их превращениях?

Часто сидя в кабинете Хаймена Бакстера в офисе по Мун-стрит, 1200, Билли старался внушить другу, что жизнь прекрасна, надо только обождать и все образуется. Чего еще желать? Работа? Есть. И какая, дай бог каждому. Здоровьем? Не обижен. Верный друг? Всегда при нем. Жена?…