Дэвид Хьюсон - Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Что ты сказал, кроме очевидного? Что предложил, кроме банального?

С мрачным выражением на смуглом лице Рама произнес:

— Только что стало известно… — Он умолк, закрыл глаза, услышал жестокость слов еще до того, как выговорил их. — Полиция говорит, что Нанна погибла.

Все, как один, ахнули. Потом слезы, всхлипы, шепот.

— Сегодня больше уроков не будет. Вы можете идти домой. Или можете остаться. Учителя будут здесь весь день. Если нужно, помощь вам окажут психологи.

На задних партах поднялась рука. Кто-то задал неизбежный вопрос:

— Что случилось?

Человек, которого они все называли Рама, думал о своей семье, о трудном пути, который им пришлось пройти, уехав из многострадальной, гибельной страны. Он тогда был ребенком. Но, судя по разговорам родных, все же понимал, насколько безопасным был этот город по сравнению с его родиной.

— Я не знаю.

Еще одна рука:

— Ее убили?

Ладони Лизы Расмуссен взлетели к лицу, но не удержали крик боли и скорби.

— Я понимаю, у вас возникает много вопросов. У меня тоже они есть. Но бывает так… — Учитель всегда знает, что сказать. Учитель всегда честен. — Иногда быстрых ответов нет. Мы должны дождаться их.

Он подумал о том, что ему говорила Кох. Подошел прямо к Лизе, положил руку ей на плечо, попытался встретиться с девушкой взглядом.

— Им нужна твоя помощь, — сказал он. — Лиза?

Никакого ответа.

— Полиция хочет поговорить с тобой.

Она закрыла лицо руками.

— С тобой и Оливером.

Рама поднял глаза. Парень был здесь минуту назад. Но теперь стул пустовал.

Лунд показала Лизе фотографию черного «форда»:

— Ты видела эту машину?

Лиза кивнула:

— Может быть. Похожую на эту.

— Когда?

Девушка подумала и сказала:

— В пятницу. Перед вечеринкой. По-моему, из нее что-то выгружали.

Лунд положила перед ней снимок Йона Люнге из полицейского архива.

— А его видела?

Девушка посмотрела на лысоватого мужчину с пристальным взглядом, седыми усами и шрамом на щеке, с табличкой с тюремным номером.

— Это он сделал?

— Просто скажи, видела ты его или нет.

Лиза снова всмотрелась в фотографию и сказала:

— Кажется, нет. Что он сделал с Нанной?

— Может, он заходил в гимназию? Или появлялся в тех местах, где ты бывала вместе с Нанной?

Долгая пауза, потом она потрясла головой:

— Нет, я никогда его не видела.

Лунд отложила фото:

— Ты знаешь, почему Нанна сказала родителям, что останется ночевать у тебя?

— Не знаю. — Снова полились слезы. Она стала похожа на десятилетнюю девочку. — Я подумала, что она хотела с кем-то встретиться.

— С кем?

— Не знаю.

— Лиза…

— Я не знаю!

Заход с другой стороны. Они стали говорить о вечеринке.

— Как бы ты описала ее настроение? — спросила Лунд.

— Счастливая.

— Она веселилась?

— Она была счастлива.

— И?..

— А потом ушла. Мне показалось, что рановато. Но…

— Почему она ушла рано?

— Она не сказала.

— Она ушла с кем-то?

— Я не…

Лиза умолкла на полуслове.

Лунд нагнулась, желая видеть ее глаза.

— Я не видела! Зачем вы все время задаете эти вопросы? Что вам от меня надо?

Лунд подождала, пока вспышка угаснет, сунула в рот жвачку.

— Нанна была твоей лучшей подругой, правильно? Я думала, ты захочешь помочь.

— Я ничего не знаю.

Перед беседой снимки были тщательно отсортированы. Ничего тревожащего. Ничего откровенного. Лунд достала самый последний кадр и показала Лизе:

— Тебе знаком этот кулон?

Черное сердце на золотой цепочке.

Лиза покачала головой:

— Похож на старинный.

— Ты никогда не видела его на Нанне?

— Нет.

— Ты уверена?

— Я уверена, уверена, уверена! — вскричала девушка. — Я видела Нанну на вечеринке. Я обняла ее. Я не знала, что вижу ее в последний раз… — Лиза Расмуссен уставилась в стол, избегая смотреть на фотоснимки, избегая смотреть на Лунд. — Я не знала, — повторила она.

— Я проверила, — сказала Риэ Скоугор. — Люнге не состоит в нашей партии. Он был временным работником от агентства, к которому мы обращались пару раз. Его мог нанять кто угодно.

Они стояли за дверью штаба, в коридоре, и говорили шепотом. Хартманн выглядел так, будто всю ночь не сомкнул глаз.

— Хорошо, — сказал он.

— Хорошо, если об этом узнают все. А если мы ничего не скажем и журналисты докопаются до него…

— И что тогда?

— Они скажут, что мы наняли убийцу и покрываем его. Если об этом услышит Кирстен Эллер, можешь попрощаться с альянсом. Мы должны сделать заявление. Должны немедленно обозначить нашу позицию.

Хартманн колебался.

— Послушай, я же твой советник, Троэльс. И я говорю тебе: мы стоим на краю пропасти. Когда упадем, будет поздно…

— Ладно, ладно. Делай заявление. Но сначала предупреди полицию.

— А как быть с Эллер?

— Я все улажу сам.

К середине дня гимназия опустела. В безлюдном коридоре, рядом с раздевалкой, Лунд и Майер сравнивали полученные результаты. На стене по одну сторону висели информационные листки о вреде наркотиков, алкоголя и секса, по другую — постеры с кинозвездами и рок-певцами.

Майер проделал огромную работу. Он обнаружил трех человек, которые видели, как Люнге привез в гимназию предвыборные агитационные материалы, и было это вскоре после полудня.

— А вечером?

— Вечером машина тоже была здесь. Может, он услышал, что в гимназии праздник, и вернулся.

— А это точно была та же машина?

Майер вложил ей в руку несколько фотографий и ухмыльнулся:

— Ребята делали снимки для веб-сайта гимназии. Готовили обзор о вечеринке. Ищите на заднем плане. Это та самая машина.

У него зазвонил телефон. Пока он разговаривал, отойдя в сторону, Лунд просмотрела фотографии. Позади подростков в жутковатых костюмах, масках и париках виднелся силуэт черного «форда».

Майер начинал сердиться.

— Я вам уже говорил: это не обсуждается, — рявкнул он в телефон.

Сердитый Ян Майер. Это было что-то новенькое. Она продолжила перебирать фотографии. Когда Лунд было девятнадцать, Хеллоуин не отмечали. А если бы отмечали… Интересно, что бы сказала ее мать.

— Я не буду вам больше повторять, — гаркнул Майер. — Ответ — нет.

Он уставился на свой телефон. Выругался.

— Не могу поверить. Она дала отбой.

— Что происходит?

— Хартманн собирается сделать заявление прессе. Пытается уберечь свой тощий зад…

Лунд сунула папку с фотоснимками ему в руки:

— Мы едем в ратушу. Вы поведете.

Бирк-Ларсен поехал на заказ как в тумане, но работать все равно не смог и поэтому вернулся домой, сел с Пернилле на кухне. Они не разговаривали, просто ждали, сами не зная чего.

Потом пришла Лотта, ее сестра. На одиннадцать лет моложе, по возрасту она была столь же близка к Нанне, как и к Пернилле. Бирк-Ларсен сидел в углу немой и неподвижный, наблюдал, как сестры обнимаются и плачут, завидовал тому, что они могут открыто проявлять свои чувства.