Дэвид Хьюсон - Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

— У нас опять проблемы. Прости. Там было…

Ее глаза наливались слезами. Слова не складывались.

— Бывает.

Она махнула рукой себе за плечо:

— Давай поговорим обо всем в машине?

Она прочитала в его лице то, чего никогда ранее не видела: отстраненность. И что-то похожее на жалость.

— Слушай, я понимаю, почему ты не хочешь пожить у моей матери. — Лунд отказывалась верить своим глазам. — Но я не думала, что это затянется.

Надежда. План.

— Давай найдем гостиницу, — сказала она. — Снимем семейный номер. Дня на два, на три, не больше.

Он медленно качал головой, и она судорожно искала слова, которые остановили бы его.

— Мы слишком поспешили, Сара, — сказал он тоном невыносимо далеким и бесцветным. — Может, все к лучшему. Переезд в Швецию…

В глазах вновь защипало, но она боролась.

— Нет! Мы не поспешили. О чем ты? — Одинокая слеза ослушалась ее и побежала вниз по правой щеке. — Я хочу поехать к тебе. — Она зажала рот рукавом совсем как один из тех несчастных одноклассников Нанны Бирк-Ларсен. — Я хочу быть с тобой, Бенгт. Пожалуйста, не уезжай.

— Я больше не могу на это смотреть, — сказал он, потом, все еще с кофейным стаканчиком в руке, обнял ее на мгновение.

Краткое объятие. Дружеский жест. Ничего больше. Это даже не было похоже на прощание.

— Береги себя, — сказал он вскользь и вскочил в вагон.

Огни вокзала расплылись в глазах Лунд, пока она стояла и смотрела, как трогается с места поезд. Она плакала навзрыд, чего не случалось с ней уже много лет.

Слова — всегда загадка, особенно слова несказанные. Что они значат, что значит мир во всех своих странных и непостижимых обличьях — вот что всегда завораживало ее.

Она говорила Бенгту, что любит его, но говорила нечасто, из нежелания показаться назойливой. Да и к чему повторяться, что от этого толку? Она такая, какая есть, и счастлива этим. А цена…

Шершавый шерстяной рукав снова прижался к лицу, покалывая кожу.

На мгновение свет погас в ее глазах. Она очутилась в лесу Пинсесковен, среди мертвых деревьев с серебряными стволами. Она вновь гналась за мужчиной, который преследовал Нанну Бирк-Ларсен. Она вновь заблудилась, как, должно быть, блуждала Нанна в те последние, самые страшные минуты своей жизни.

Ночной лес…

Нанна мечется между березовыми стволами. Вот она сама пробирается сквозь тайны жестокой гибели девушки, Майер изо всех сил старается не отстать от нее. Они тоже исчезают в темном лесу. Осталась только развилка на пути — вправо или влево. Вверх или вниз. Прямая дорога скрыта из виду.

Она одна.

Она была одна с самого начала.

Наверное, Бенгт это разглядел. Понял, что, когда его нет рядом с ней, его нет и в ее мыслях. Что для нее ничего не имеет значения, кроме того, что видят впереди ее большие внимательные глаза. И даже это теперь превратилось в ложь, в насмешку, в преследование хохочущих во мраке фантомов.

У нее нет пути. Нет верного направления, определенного курса. Только поиск. Погоня без конца.

Поезд выехал с платформы на прямой и конкретный путь, который ведет на Эресуннский мост.

Это поворот, на который она не свернула. Это тропа, которая вскоре потеряется и зарастет.

Все они рыщут во тьме, охотятся за добычей внутри себя и вовне. Майер стремится удержаться на работе. Семья Бирк-Ларсенов не знает, как похоронить свою боль. Даже Троэльс Хартманн, лицо с плаката, замечательный, умный человек, — и он в глубине себя сражается с демонами, в этом она была уверена.

Так что, возможно, думала Лунд, не так уж она одинока.

Когда она вернулась в машину, позвонил Майер:

— Алло? Вы язык проглотили?

— Слушаю.

— Я связался с криминалистами, попросил еще раз проверить телефон девушки. В списке ее контактов пятьдесят три человека. — Он помолчал для усиления эффекта. — Нам дали только пятьдесят два.

Она еще не могла ни с кем говорить, ни о чем думать.

— Давайте завтра…

— Я нашел в материалах список звонков, которые она сделала в последние два месяца. Сравнил с той информацией, что сохранилась в ее телефоне. Нам давали неполные сведения, Лунд. Они сообщили нам не обо всех вызовах.

— Откуда вы звоните?

— С улицы. Или вы считаете меня идиотом?

— Нет, не считаю, сколько раз повторять?

— И вот что хуже всего. Первым человеком, который видел эти списки и телефон, был Букард.

Лунд продолжала вести машину.

— Это какая-то ошибка.

— Нет, все так и есть, Лунд. И мне это не нравится. Если Букард кого-то покрывает, то это наверняка Хартманн. Все на это указывает.

— Я не могу сейчас… — прошептала она.

— Если мы не можем говорить с Букардом, то с кем? Кто тянет за ниточки? Господи…

Она отняла телефон от уха.

— Лунд? Лунд!

Из темноты выросла громада полицейского управления. В этом бледно-сером дворце с извилистыми коридорами, бесчисленными кабинетами и потаенными углами она до сих пор могла запросто заблудиться.

Сара Лунд продолжала вести машину. Она ехала туда, где, по крайней мере на время, все-таки был ее дом.

В городском совете Копенгагена было четыре партии меньшинства, среди них имелись и правые, и левые, и те, кто застрял где-то на полпути, и все они постоянно переругивались и потихоньку наведывались к Бремеру в надежде выслужить пару-тройку доходных местечек в комитетах.

Без четверти десять Хартманн приветствовал глав всех четырех партий в своем кабинете. Он успел переодеться в чистую рубашку, побриться и привести в порядок волосы под пристальным вниманием Риэ Скоугор.

Он не улыбался. Эти люди были лишь частью игры, и расточать им улыбки Хартманн не собирался.

— Мы представляем пять партий и пять очень разных направлений в политике, — сказал он выверенным спокойным тоном. — Если мы посмотрим на предыдущие выборы, то голоса, полученные нами суммарно, обеспечили бы нам подавляющее большинство. — Он сделал паузу. — Подавляющее большинство. Судя по опросам в этом году, мы имеем сходную картину. Возможно, даже более благоприятную.

Йенс Хольк, лидер группы умеренных, самой крупной из четверки, был крепким орешком и достойным противником. Слушая Хартманна, он вздохнул, вынул носовой платок и начал демонстративно протирать очки.

— Это совсем не так скучно, Йенс, — сказал Хартманн. — Речь идет о разнице между победой и поражением. Бремер это понимает. Вот почему он так хотел дискредитировать меня во время последних теледебатов.

— Ты сам напрашивался, Троэльс.

— Нет, — настаивал Хартманн, — дело не во мне. То, что случилось со мной, могло случиться с любым из вас, если бы Бремер почувствовал в вас угрозу. Вот как теперь ведутся дела в городской администрации. И именно поэтому нам нужен мощный альянс, который свалит Бремера.