Сергей Сергеев - Кремль

– И не должен я ничего Мореву, – ворчал Воронов. – Плевать я на него хотел. Мне что обидно? Если сейчас предприятия достанутся иностранцам, то они их просто ликвидируют. А рабочих – на улицу. Зачем им конкуренты? Деньги сейчас вкладывать не будут. А так, под крылом государства, глядишь, и пережили бы кризис.

Ратов не нашелся что ответить. Он не смог понять, издевается над ним Воронов или говорит чистую правду. Отхлебнув из бокала темно-коричневую тягучую жидкость, медленно проглотил ее и закусил кусочком баранины. Затем взял кинзу, петрушку, укроп и ломтик сыра, обернул все это ароматным лавашом и отправил в рот.

Воронов сосредоточенно прожевывал шашлык и выглядел откровенно расстроенным. Вспомнив «ученого соседа», он укоризненно спросил Ратова:

– Не верите в исторический прогресс? – И, не дожидаясь ответа, продолжил свою мысль: – Я вот не верю. При слове «закономерности» рука тянется к пистолету. В людей верю, когда вижу достойные экземпляры. А огульно во всю эту массу бездельников и мерзавцев верить не хочется. Помню, когда свистопляска под названием «перестройка» началась, поругался на совещании с одним молодым и перспективным руководителем. Его потом по делу ГКЧП посадили, но ненадолго. А жаль. Пусть бы посидел, подумал. Я доказывал, что нельзя так сразу, с кондачка проводить свободные выборы. Кого наверх вынесет? Самых беспринципных, рисковых жуликов и демагогов. А он мне бросил: «Не доверяете народу». Я ему откровенно ответил: «Нет, не доверяю!» И кто оказался прав?

– Зачем же вы проявляете трогательную заботу о «Ферросплавах», если не доверяете? – поинтересовался Ратов, скорее для того, чтобы не молчать. Он уже знал: то, что происходит у пышущего огнем камина, это сон, игра воображения. Слова не имеют значения.

– За державу обидно, – пояснил Воронов. – При сильном государстве и стабильной экономике люди будут нормально развиваться, умнеть, рожать, в конце концов. А вы что предлагаете? Дербанить бюджет и распределять в узком кругу. И к чему это ведет? К одичанию и варварству. Неприятно.

«А ловко он все вывернул, – подумал Ратов. – Моментально превратился из обвиняемого в обвинителя. Я даже не заметил как».

– Господин генерал, давайте по делу поговорим.

– Шашлык попробуйте.

– Уже попробовал. Хороший шашлык. Давайте о деле.

Растущее раздражение возвращало все на свои места. Очертания предметов выправлялись. Слова Воронова теряли вкус и запах, звенели, как медные пятаки.

– Не удивлюсь, если сейчас вы скажете, что предложения «Ферросплавов» не подходят. Дескать, пусть сами выкарабкиваются. Долгов наделали по собственной глупости, нахимичили, намудрили. Пусть расхлебывают. Ведь так? – Воронов осуждающе посмотрел на Игоря.

– Примерно.

– Убеждать бесполезно?

– Почему же, попытайтесь.

– В экономике вы разбираетесь лучше, чем я, а вот в жизни, пожалуй, наоборот. Почитайте вот это. – Воронов положил перед Игорем папку для бумаг серого цвета.

На глянцевой поверхности папки отражались языки пламени из камина, и казалось, что она покрыта тонким слоем пепла.

– Что это? Документы «Ферросплавов»? – спросил Ратов.

– А вы почитайте. На металлургии свет клином не сошелся. Много и других проблем...

Ратов медленно листал страницы документов. Только копии. Но понятно, что у Воронова есть и оригиналы. По мере чтения Игорь все больше мрачнел.

Оставшийся после коньяка привкус горчил. Ратов с раздражением отодвинул подальше тарелку с холодным шашлыком.

«Что, не нравится?» – усмехнулся про себя Воронов, незаметно наблюдая за выражением лица Ратова.

Он так и не сказал, что знает о его встрече с Сиротой. Даже не намекнул. Зачем? Специально не стал углубляться в дискуссию о предложении «Ферросплавов». Ничего хорошего от спора на эту тему ожидать не приходится. Только вызовет дополнительное напряжение. Поэтому он постарался расслабить Ратова, насколько возможно, и незаметно вызвать его сочувствие, убедив, что не разделяет «своеобразие» приемов Морева, а помогает ему, исходя из самых высоких и благородных побуждений.

Вопрос о том, как Игорь относится к высказанной просьбе, был чистой формальностью: понятно, что откажется.

Проведя психологическую подготовку, Воронов сразу же выложил на стол основной козырь. Он был уверен, что Ратов не будет возмущаться и скандалить. И тем более не обратится в спецслужбы с требованием оградить его от шантажа. Не тот характер. Побоится подставить Марику.

– И что из этого следует? – наконец спросил Ратов.

– Вы уже сами догадались, – печально заметил Воронов. – В случае вашего отказа делу будет дан законный ход. А если вы пойдете навстречу, то гарантирую: никакого дела не будет.

– Слабая гарантия. Вы можете передумать.

– Мы передадим вам не только подлинник уголовного дела, но и свидетельские показания в пользу вашей подруги, заверенные у нотариуса. Предположим, у нас кто-то передумает, как вы говорите, и попробует нарушить сделку. Я это исключаю, но допустим.

Воронов кривил душой. Подлинников у него не было. Следак, в свое время продавший документы, сохранил на всякий случай их копии, которые сейчас лежали перед Ратовым.

– Что значит «у вас»? Кто принимал решение надавить на меня? Морев? Или это ваша инициатива? – спросил Игорь.

– Какая разница? Не придирайтесь. Итак, допустим, что с нашей стороны имеет место попытка нарушить договоренность. Тогда вам остается только передать адвокату нотариально заверенные свидетельские показания, и вашей подруге ничего не грозит. Как видите, гарантии жесткие. Есть еще сомнения?

– Сомнения всегда есть. Вы мою роль во всей этой истории не преувеличиваете? Не я буду принимать решение о «Ферросплавах».

– Но с вас начинается рассмотрение. Вы стоите на старте. Всю последующую цепочку мы отследим. Но если изначально будет дано отрицательное заключение, это сильно затруднит решение проблемы.

– Теперь вы свою роль преувеличиваете. Цепочка длинная. До всех не дотянетесь, – саркастически заметил Ратов.

– А до всех и не нужно. Только до ключевых звеньев.

«Точнее, до самых слабых и корыстных», – подумал Воронов.

Спокойствие Ратова ему сильно не понравилось. Играет? Непохоже. Вроде уже принял решение. Но какое?

– Шантажируете. Не стыдно, господин генерал? Так хорошо начали разговор: промышленность, всеобщее благо...

– Всеобщего блага не бывает, – возразил Воронов.

Марика не любила громкую музыку, но друзей не остановишь. В комнате было накурено так, что хоть топор вешай. Повод для праздника более чем весомый – окончание первого курса. Не верилось, что это было всего четыре года назад. Казалось, прошла целая вечность.