Сергей Сергеев - Кремль

Переохлаждение добавилось к сильнейшему нервному стрессу, и Марика впала в забытье. К счастью, оно продолжалось недолго. Большие дозы антибиотиков остановили воспаление, и молодой организм стал выкарабкиваться из болезни. К утру Марика пришла в себя и открыла глаза.

Громов сидел рядом с кроватью. Он заметно осунулся от переживаний.

– Как ты, малышка?

– Слабость. Но мне лучше.

– Худшее позади. Сейчас пойдешь на поправку.

– Где Игорь? Он знает?

– Еще нет.

Он так и не понял, что подразумевала Марика – их близость или свою болезнь? А может, хотела что-то сказать о приключениях на Сахалине. Многие за всю жизнь не попадают в такую передрягу. Не важно. Главное, ее не волновать.

«Сейчас она улыбнется и скажет, что очень соскучилась», – подумал Громов.

– Позвони Игорю. Скажи, что я его жду, – сказала Марика и не улыбнулась.

Из больницы Громов приехал в гостиницу. Номер показался опустевшим и незнакомым. На кресле валялась брошенная в спешке водолазка Марики. За окном подсвечивались заросшие соснами сопки, которые подбирались к балкону и маняще пушились ветвями.

«Пойти погулять, успокоиться?» – подумал Громов, но при одной мысли, что сейчас опять придется вставать и нести свое тело на одеревеневших ногах, становилось дурно.

Он потянул разболевшуюся спину, принял душ и словно провалился в сон. Однако спал не больше часа. Неожиданно заломило зубы. Причем все сразу и одновременно.

«Нервное переутомление. Бессоннице стоит начаться, потом от нее не избавишься».

Громов встал и заварил чай. В каждом номере гостиницы предусмотрительно стояли изящные электрические чайнички и вазочки с разнообразными пакетиками чая – от английского черного с добавками сушеного апельсина до китайского «Молочного улуна».

Прихлебывая терпкий зеленый чай, Петр тупо смотрел на экран телевизора, переключая программы и не вдумываясь в смысл сообщений.

На общем безрадостном фоне репортажей с мировых бирж веселым фальцетом зазвучало интервью президента европейской корпорации, который своей возбужденной жестикуляцией напоминал скорее подвыпившего иллюзиониста, чем солидного бизнесмена.

– Чувствую себя как пилот «Формулы I», который взлетает на вершину холма со скоростью триста километров в час и попадает в густой туман – ничего не видно. Да, я возмущен – но не обеспокоен.

– Чем возмущены?

– Отношением к финансам, особенно американских банков. Только прибыль, прибыль! Заработай любой ценой!

– А разве вы не хотели заработать?

– Мы, промышленники, хорошо понимаем, что во всем виноваты банкиры.

– Чего вы ждете от мировых лидеров?

– Государства колеблются между двумя решениями: или дать законам рынка работать, или осуществить мягкую национализацию. А пока рынки продолжают рушиться.

– Какой выбор устроил бы промышленников?

– Избавьте нас от нечистоплотных банкиров. Набрали токсичных активов! Пусть сами с ними разбираются. Не следует тратить деньги налогоплательщиков, чтобы спасать никому не нужные банки. Мы хотим обсуждать финансовые проблемы с государством напрямую.

«И напрямую получать деньги, – продолжил мысль Громов. Ему показалось забавным, что промышленники обличают банкиров. – Нашли мальчиков для битья. А куда вы, господа, свои денежки пристроили? Их что, у вас насильно отобрали, или вы сами спрятали их в офшорных гаванях?»

Глаза смыкались, но заснуть он не успел. В номерах и коридорах гостиницы панически загалдел невидимый голос:

– Пожарная тревога. Просьба покинуть номера. Лифты не работают. Пользуйтесь лестницами.

«Еще лучше! Сначала циклон. Теперь пожар». Громов быстро оделся, захватил документы и деньги, а также бутылку воды – на всякий случай – и вышел в коридор. Из номеров появлялись заспанные постояльцы. Но дымом не пахло.

– Мужчина, – услышал Громов манерный голос и обернулся. – Вы не подскажете, как отсюда выбраться?

Густо подведенными глазами в упор смотрела высокая стройная женщина лет тридцати в облегающей кожаной курточке с большим вырезом и узкой юбке, похожей на мини-шорты. Одежда не вызывала сомнений в профессии дамы.

«Не живет в гостинице. Провела здесь ночь. Даже не знает, где лифт и лестницы», – заметил про себя Громов и с присущей ему вежливостью проводил женщину к выходу на первый этаж.

И чуть не столкнулся с Игорем Ратовым, который спешил навстречу. Бросив оценивающий взгляд на семенящую рядом «жрицу любви», Игорь присвистнул:

– Похоже, ты неплохо проводишь время. А где Марика?

– Она в больнице.

– Что случилось? Прилетел вас искать. Чуть с ума не сошел от переживаний. Не знал, что и подумать.

«А надо было думать. Втравил нас в историю», – молча возмутился Громов.

– Уж не знаю, как объяснить! Цепь несчастий или, наоборот, везения. В Томске нас пытались похитить какие-то люди. Профессионалы, уровень средний. Охотились за Марикой, но я подвернулся...

– И разобрался с ними. Это я знаю. Дальше улетели на Сахалин. Не ожидал, но решение правильное.

– И попали в циклон. Снежные заносы, природная катастрофа, переохлаждение.

– Не соскучишься. В одном месте руки выкручивают, в другом – снегом засыпают.

– Не засыпали, как видишь. Не получилось. Марика, правда, схватила воспаление легких. Сейчас лучше. Примерно через неделю, если не будет осложнений, сможет вернуться в Москву.

– Я хочу ее видеть.

– И она хочет, Ромео. Соскучилась. Конечно, поедем. Есть, правда, одна незначительная деталь.

– Какая? – насторожился Ратов. Он почувствовал, что друг не все рассказывает.

– Здесь пожар объявили, – с горькой иронией заметил Громов.

– Очень вовремя. Для полного набора удовольствий не хватает именно пожара.

– Ложная тревога. Пожар не предусмотрен. Сегодня по крайней мере, – вмешалась ярко наштукатуренная дама и томно улыбнулась.

Громов проводил Игоря в больницу и довел до палаты, где лежала Марика. И сразу ушел в коридор, оставив их вдвоем.

– Бедная моя, настрадалась, намучилась, – ласково шептал Ратов, поглаживая Марику по плечам, укрытым больничным одеялом.

– Да, намучилась. И все из-за тебя, – капризно пробормотала Марика.

– Петр говорил, можно будет вылететь в Москву через неделю. Я еще поговорю с врачом. Как ты?

– Люблю тебя. Только сейчас поняла. Когда мне стало совсем одиноко.

– Так и бывает. Один умный человек сказал: если не узнаешь, что такое одиночество, то не поймешь, как дороги родные люди. Я тоже соскучился.

– Я не хочу быть одинокой. Не могу без тебя.

– Нет проблем. Теперь нам никто не помешает. Никто и никогда!

– Очень хорошо. – Марике стало тепло и уютно. Она верила, что все самое страшное позади.