Дмитрий Лекух - Командировка в лето

Разговаривать не хотелось абсолютно.

До поры до времени.

После третьей кружки любого русского человека на разговоры тянет.

Иначе зачем пить-то?

Глупое, бессмысленное занятие…

Разговор начал, неожиданно для себя, сам Ларин:

– Слушай, Андрей… Я вот все к вчерашнему нашему разговору возвращаюсь, в башке его кручу. Хрен с ней, в принципе, с демократией, в другом дело. Что-то у нас не так все выходит…

Корн демонстративно глубоко потянулся и выматерился.

В том духе выматерился, что некоторые уроды ни фига не могут проникнуться красотой момента и радостями первых дней настоящей южноморской весны.

Все им разговорчики подавай.

На вечные темы.

Потом закурил и продолжил уже на нормальном русском литературном языке:

– Что ты имеешь в виду под этим дурацким словосочетанием «у нас». «У нас» – это у кого? У нашей с тобой компании? Так тут у нас все хорошо: море – синее, пиво – холодное…

Глеб сильно, до белизны, сжал губы. Аккуратно поставил наполовину опустевшую кружку на белый пластиковый столик, сжал-разжал несколько раз внезапно потяжелевшие кулаки.

– Не включай дурака, Корн. У нас – это у нас. Здесь. В этом городишке. В столице. Во всей России, если ты уж так хочешь…

– Я? – Корн пристально посмотрел на Глеба, ухмыльнулся. – Я, напротив, хочу, чтобы у нас – ты ведь именно про «у нас» спрашиваешь? – все было хорошо. И у нас в компании, и у нас в городишке, и, уж тем более, у нас в России…

Ларин еще секунду поиграл желваками, потом полез за сигаретами, прикурил.

– Хорош, Андрей. Ты сам вчера начал этот разговор. А раз уж начал – давай серьезно…

Корн вздохнул, сделал большой глоток из приятно запотевшей кружки с драгоценной янтарной жидкостью.

– Ну, хорошо, даю. Повтори вопрос, пожалуйста…

Ларин вздохнул в ответ, недоуменно покрутил головой.

Злиться на холеного и малопонятного князевского референта представлялось занятием совершенно бесперспективным.

Таким, что называется: хоть ссы в глаза – все Божья роса.

Совсем без нервов парень.

Совершенно.

– Повторяю. У нас что-то не так. Никак не могу понять, что. Силюсь, ломаю голову, а не могу. Клинит.

Корн еще раз горестно вздохнул и, даже не думая спрашивать разрешения, залез двумя пальцами в ларинскую пачку «Парламента».

Вынул оттуда сигарету, покрутил в руке, разминая.

Так разминали сигареты еще в золотые, а теперь напрочь забытые советские времена, когда круче наполовину забитой соломой «Явы» ничего еще не было.

А «Прима» и «Астра», неожиданно вспомнил Глеб, продавались в таких плоских картонных коробочках, отчего сигареты становились по-дурацки приплюснутыми, и разминать их было просто совершенно необходимо.

Иначе не тянулись, особенно если их не просушишь предварительно как следует на батарее центрального отопления. У него у самого всегда пачек пять на кухне лежало…

Нда…

А вот теперь сидит напротив лощеный тип в безумно дорогих очках с платиновой оправой и разминает тонкими, сильными, ухоженными пальцами (наверняка маникюр делает, сволочь) абсолютно не нуждающийся в этом «Парламент» из шереметьевского дьюти-фри.

Других сигарет Глеб старался, по возможности, не покупать.

Слишком уж часто подделывать их стали предприимчивые ребята кавказской национальности.

…Все-таки моторная память – страшная штука.

Говорят, раньше на западе так советские шпионы сыпались, когда начинали с тамошними сигаретами обходиться, как с нашей пародией на современные табачные изделия.

Несмотря на все предупреждения руководства о пагубности сей глупой привычки.

Моторика.

Не хрен собачий.

Корн наконец-то прикурил:

– А где – так? В Европе? В Штатах? Везде одна и та же хрень… Не веришь?

Глеб хмыкнул.

– Ты уж извини, Андрей, – не очень. Почему-то кажется, что все это говно, сорри, – исключительно нашего, российского происхождения. Мечта славянофила…

Корн глубоко затянулся, помахал рукой, отгоняя навязчиво лезущий в глаза дым.

– Ну и дурак… Доказать?

– Докажи.

Андрей глубоко вздохнул:

– Вот ведь, блин… Придется…

Разломил фисташку, тщательно прожевал зеленоватое ядрышко, снова вздохнул, затянулся, выпустил тонкую струйку дыма и внимательно посмотрел на Глеба.

Прямо в глаза.

– Я вот, в детстве, к примеру, космонавтом стать мечтал, фантастику всю, какая только под руку попадалась, перечитывал по несколько раз. И нашу, и англоязычную. Особенно, кстати, англоязычную. Нашей-то тогда, за редкими исключениями, считай, и не было. Так, суррогаты. Типа эрзац мыла «Хозяйственное». Папаше спасибо, военный переводчик, и языку выучил, и книжонки кой-какие из командировок зарубежных привозил. Знаешь, в каком экстазе я от детских вещей Хайнлайна был? Типа «Есть скафандр – готов путешествовать», уж не помню, как эта хрень называлась. Дух пионеров и все такое прочее… Сказал бы мне кто тогда, что НАСА, чтоб подготовить вместе с нашими проект Первой марсианской, будет мучительно размышлять, как бы устроить из всей этой байды телешоу, просчитывать технические параметры прямых включений – иначе хрен налогоплательщики денег дадут… Да ладно мне, сам Хайнлайн бы, похоже, повесился на собственном галстуке вместе со своим духом пионеров. Потому как это – уже не дух, это, друг мой Глеб, самая настоящая вонь. Такая, как от трупа идет, знаешь?

– Знаю. Только к чему ты это?

– К тому. Все везде одинаково. Просто симптомы разные. У нас – нищета, озлобленность и войны на окраинах. В Штатах – надвигающаяся импотенция от общего ожирения и так не блещущей способностями нации. В Европе – просто тихая деградация и декаданс, плюс постепенное вымирание коренных народов. Ты в их столицах-мегаполисах ведь бывал? Много ты в Париже настоящих парижан видел? Тех самых, каких по книжкам в советские времена как родных наизусть выучил? Много? Думаю, совсем мало… Все больше арабы, да негры. Да еще наши армяне с югославами. Грязь, вонь, газеты везде скомканные валяются, мусорные баки запечатаны на хрен – террористов боятся. Везде, кроме самого центра – Сите там, Латинского, еще пары-тройки кварталов – улицы засраны так, что смотреть страшно. Даже Москва наша по сравнению с этим говном – чистюля необыкновенная. В Амстердаме, кстати, то же самое. В Лондоне из района в район переходишь даже не как из города в город, а как из страны в страну. Только что был в Индонезии, а пару сотен шагов прошел – и уже в Китае. И везде – своя жизнь. В которую даже Скотланд-Ярд предпочитает без нужды не соваться, не шевелить, а то потом столько дряни со дна поднимется – хрена лысого отмоешься…

– И что?

– И ничего. В том-то и дело, что ничего… Это конец, Глеб. Конец цивилизации. Если и не всей, то цивилизации, созданной белой расой и для белой расы, – совершенно однозначно. Может, какие-нибудь арабы с неграми что и придумают взамен. Или эти, как их там, растаманы которые. Только вот нам с тобой, друг мой Глеб, от этого, ну, никак легче не станет. Это китайцам – насрать, их культура пять тысячелетий выдержала и еще столько же простоит. А нам – нет. Увы. Так уж сложилось…