Роберт Ладлэм - Тривейн

— Вовсе нет, сенатор! — усмехнулся Тривейн. — Впрочем, может, дух противоречия присущ и мне. Сентябрь — октябрь лучшие месяцы, особенно в Новой Англии...

— Черт, осень нравится многим, всем вашим поэтам... Из-за ее красок, я думаю...

— Возможно, — согласно кивнул Тривейн и выжидательно посмотрел на старого политика.

— Надеюсь, вы не подумали, что я пригласил вас прокатиться со мной только затем, чтобы сообщить вам о моей любви к осени в Новой Англии?

— Я так не думаю.

— Нет, нет, конечно, не за этим... Итак, вас утвердили. Рады?

— Естественно...

— Понимаю вас, — глядя в окно, совершенно безразличным тоном произнес Джиллет. — Чертовы туристы, — поморщился он, — скоро из-за них невозможно будет проехать по улицам!

Джиллет повернулся к Тривейну.

— За долгие годы, проведенные в Вашингтоне, я еще не видел, чтобы кто-нибудь применял такую тактику — немыслимо самоуверенную, — какую вы, мистер заместитель министра, столь успешно продемонстрировали! Что и говорить, вы, вероятно, намного тоньше, нежели, скажем, ныне покойный и не особенно почитаемый мною Надутый Джо, я имею в виду Маккарти... И тем не менее вы достойны порицания!

— Не согласен с вами...

— Да? Хотите сказать, что это не было тактикой, а был естественный ход, продиктованный вашими убеждениями? В таком случае это еще опасней! И если бы я поверил в это до конца, то снова созвал бы слушания и сделал все, чтобы переиграть ваше назначение!

— Вы и сегодня можете поделиться своими мыслями и чувствами с остальными...

— Что? Если бы я сделал это, вас утвердили бы еще быстрее! Но хочу вам напомнить, господин заместитель министра, что вы все-таки имеете дело не со стариком Тэлли. О нет! Я, знаете ли, пошел за вами! Более того, дал возможность каждому заявить о своем участии в вашем крестовом походе. Только особого смысла я в этом не вижу. Нет, сэр! Здесь нет никакой альтернативы, и вы это знаете!

— Но какая-то все же может появиться? Я имею в виду, добиться отмены моего назначения?

— Да, потому что за последние восемнадцать часов я изучил вашу жизнь, молодой человек, буквально по неделям. Разделил ее, разобрал все ее ингредиенты, а затем сложил вместе снова. А когда закончил, то увидел, что ваше имя следовало бы занести в список генерального прокурора...

Пришла очередь Тривейна смотреть в окно. Да, президент был прав: в этом городе возможно все. Все происходит так просто: обвинения появляются на странице номер один, отвергаются на тридцатой странице, перед вами извиняются на странице сорок восьмой — сандвичи среди дешевой рекламы...

Таков был этот город, таковы были порядки. Но ему этот город не нужен, меньше всего он собирался жить по его законам. Сейчас самое время сказать об этом.

— Почему же вы не спешите к генеральному прокурору, господин председатель? — Это не был вопрос.

— Потому что я звонил Фрэнку Болдвину, молодой человек. Вам следовало бы вести себя менее самоуверенно... Ведь вы же на самом деле совсем другой, сэр.

— И что вам сказал Болдвин? — Тривейн нахмурился, услыхав это имя.

— Только то, что вас спровоцировали, а сами вы не способны на дурной поступок. Он добавил еще, что знает о том, как вы провели те десять дурацких лет, и не может ошибиться...

— Понятно... А что вы сами думаете по этому поводу? — Тривейн достал из кармана сигарету.

— К тому, что говорит Фрэнк Болдвин, я отношусь как к Священному писанию... Но сейчас мне хотелось бы узнать от вас, что случилось?

— Ничего... Ничего не случилось.

— Вы повели себя так, что каждый из сенаторов почувствовал себя виноватым, и в то же время вы не дали никому возможности покаяться в своих грехах... Да, да, именно это вы и сделали! Вы превратили слушания в посмешище, и мне это не нравится, сэр.

— А что, всегда полагается добавлять обращение «сэр», когда вы вот так проповедуете?

— Есть много способов употребления слова «сэр», господин заместитель министра.

— Уверен, что тут вы мастер, господин председатель.

— Так как же? Значит, Болдвин прав, утверждая, что вас спровоцировали? Но кто?

Тривейн тщательно загасил сигарету на краю пепельницы и посмотрел на этого старого человека.

— Предположим, действительно была провокация, сенатор... Что бы вы предприняли в таком случае?

— Ну, сначала я бы выяснил, провокация это или случайность. Если первое, — а это легко установить, — я вызвал бы виновных к себе и заставил убраться из Вашингтона... Подкомитет должен стоять выше всяческих мерзостей!

— Вы говорите об этом как о деле решенном!

— Так оно и есть. Время работать, и я приму самые строгие меры для того, чтобы пресечь любое вмешательство или попытки оказывать влияние на подкомитет!

— Я полагал, что именно этого мы и добились сегодня вечером...

— А теперь ответьте мне, Тривейн, не был ли нарушен этикет на сегодняшних слушаниях?

— Нет...

— Так в чем же дело?

— В том, что была провокация... Не знаю, кто ее инициатор, но если так будет продолжаться и впредь, я окажусь в ситуации, когда мне придется либо использовать ее в своих целях, либо раз и навсегда пресечь все поползновения...

— Но если все-таки этикет был нарушен, вы обязаны сообщить!

— Кому?

— Компетентным инстанциям.

— Возможно, я это и сделал...

— В таком случае вы обязаны были сказать сенаторам.

— Господин председатель, сегодня и без того было много работы... К тому же большинство сенаторов представляют штаты, чья экономика в значительной степени зависит от правительственных контрактов...

— Выходит, вы всех нас считаете виноватыми!

— Ничего подобного. Просто принимаю меры, которые диктуют обстоятельства и которые оградят меня от помех.

Старый Джиллет видел, что машина уже приближалась к отелю. Он наклонился на сиденье.

— Еще немного, Лоренс. Несколько минут. Вы ошибаетесь, Тривейн, вы все видите в искаженном свете. Вы слишком мало знаете, чтобы судить! На основании нескольких поверхностных наблюдений вы поспешили сделать ошибочные выводы. Обвинив всех, вы не пожелали даже выслушать хоть какие-то объяснения. Но хуже всего, что вы скрыли от нас весьма важную информацию и присвоили себе роль этакого надзирателя! По-моему, Фрэнк Болдвин и его комиссия совершили большую ошибку, рекомендовав вас на этот пост, введя тем самым в заблуждение самого президента... Завтра утром я буду настаивать на новых слушаниях и постараюсь добиться отмены назначения! Ваша самонадеянность не имеет ничего общего с интересами страны... и я думаю, что у вас еще будет возможность ответить на все вопросы... Доброй ночи, сэр!

Тривейн открыл дверцу и вышел из машины. Но прежде чем закрыть ее, он нагнулся к окну и сказал:

— Мне кажется, следующие восемнадцать часов вы тоже посвятите... Как это? Изучению моей жизни...