Роберт Ладлэм - Тривейн

— Но у меня же контракт! К тому же это совсем рядом с домом...

— Однако ты даже не знаешь своего расписания!

— Дорогая моя! Ты хватаешься за отдельные, оторванные от всего остального факты и пытаешься подкрепить их весьма сомнительными аргументами...

— Но ведь и ты, мама, вряд ли смогла бы опровергнуть мнения других!

— Думаю, что смогла бы, Пэм, и довольно успешно, — возразила Филис. — Поверь мне, я видела в жизни много плохого и несправедливого... То, что сейчас делает твой отец, очень важно для него. Он принял несколько мучительных для него решений, и поверь мне, они дались ему не легко... Мне не очень нравится, что ты обвиняешь его в легкомыслии, Пэм! И уж тем более в притворстве.

— Да нет же, мама, — воскликнула Памела, вставая с кровати, смущенная тем, что огорчила мать. — Я неправильно выразилась! Я никогда не скажу ничего подобного ни об отце, ни о тебе! Я слишком высоко вас ценю!

— Значит, это я неправильно поняла тебя, Пэм, — заметила Филис, бесцельно подходя к трюмо. Она была собой недовольна: какой смысл ловить дочь, когда мужчины и женщины, гораздо более осведомленные, говорят об этом по всему Вашингтону. И это не притворство, а просто бессмыслица. Пустая трата времени, чего больше всего на свете не любит Эндрю.

Ничего нельзя изменить. Так они говорят.

— Я просто хотела сказать, что отец не совсем уверен... Вот и все...

— Да, конечно, — поворачиваясь к дочери, понимающе улыбнулась Филис. — Возможно, ты и права, говоря о том, что трудно изменить порядок вещей... И все же мы с тобой должны его поддержать, так?

— Конечно, мама! — обрадовалась Памела улыбке матери и улыбнулась тоже. — Вообще-то отец, с его энергией, смог бы переделать весь существующий флот в парусный!

— Экологи только сказали бы ему за это спасибо... Вынь, пожалуйста, вот эти тарелки, Пэм! Стив наверняка приедет голодным...

— Он всегда голодный, — ответила Памела, направляясь к двери.

— А, кстати, где же наш неуловимый отец? Интересная привычка исчезать, когда в доме масса дел...

— Он осматривает южную часть этого гигантского кукольного дома и прелестную дорогу, которую, как мне кажется, кто-то залил цементом...

— Монтичеллино, дорогая...

— Что это значит?

— Я думаю, что это беременный Монтичелло, Пэм...

— Потрясающе!

Закрыв дверь домика для гостей, Тривейн в очередной раз, к своему удовольствию, убедился в том, что установленное там оборудование для «Патруля-1600» исправно работает. Два микрофона фиксировали малейший шум в холле и столовой, лишь только кто-нибудь наступал на закрепленный под ковром выключатель. Тривейн услышал, как открылась входная дверь, как его Дочь говорит с почтальоном. Затем Памела крикнула матери, что пришло письмо. Тривейн положил на подоконник открытого окна книгу и снова с удовольствием услышал, что из третьего микрофона — того, что был скрыт под пронумерованной панелью, — донесся легкий шум. У каждой комнаты был собственный номер, и никто не мог пройти мимо окна незапеленгованным.

Он попросил двух агентов секретной службы подежурить на улице, пока дети не вернутся домой на уик-энд. Он догадывался, что и в их машинах установлено оборудование, связанное с находящейся в домике техникой, но спрашивать не стал. Он нашел бы повод сказать этим ребятам о «Патруле-1600», только не хотел лишний раз их тревожить, тем более что обстоятельства этого и не требовали. Оба агента работали по собственному расписанию и были весьма симпатичными парнями.

Его договор с Робертом Уэбстером, а значит и с президентом, был прост. По договору, его жена должна была находиться под наблюдением. Да, так оно и называлось: «наблюдение за безопасностью», но ни в коем случае не «охрана». По каким-то причинам первое казалось для министерства юстиции более приемлемым, поскольку предоставляло широкое поле деятельности. За детьми предполагалось осуществлять «местное наблюдение», что и делали местные власти. Понятно, что дирекции школ были в курсе событий, и им, в свою очередь, предлагалось оказывать всяческое содействие службе безопасности.

В то же время оговаривалось, что наблюдение будет не слишком пристальным. Вероятность покушения на жизнь Тривейна была слишком мала, и он отказался от какого бы то ни было сотрудничества с министерством юстиции. Правда, не обошлось без конфликта. Позже Бобби Уэбстер рассказывал, как смеялся президент, узнав, что Тривейн протестовал именно против «расширенного поля деятельности» — любимого детища министерства. Термин этот ввел в оборот предыдущий генеральный прокурор Митчелл.

Услышав гудок, Тривейн взглянул в окно: Стив пытался подогнать машину к главному входу задом. Она была нагружена до самой крыши, и Тривейн подумал, что сын не в состоянии увидеть в зеркале, что там сзади.

Однако Стив четко подогнал машину к подъезду и поставил так, чтобы можно было ее разгружать. Он выпрыгнул из кабины, и Тривейн с грустным удивлением подумал, что сын с его длинными волосами напоминает какого-то церковного служку.

— Привет, па! — крикнул Стив, улыбаясь, — рубаха под цвет брюк, широченные плечи. — Ну, как наша «десница карающая»?

— Ты это о чем? — удивился Тривейн, пожимая сыну руку.

— Цитирую «Таймс»!

— Они преувеличивают...

Работа по благоустройству дома закончилась намного позже, нежели предполагал Тривейн. Разгрузив машину, они с сыном приступили к расстановке мебели. При этом Филис, взявшая на себя руководящую роль, двигала ими — и шкафами тоже — так, словно это были шахматные фигурки. Очень скоро Стив заявил, что почасовая оплата новой компании по перевозке и установке мебели «Тривейн и Тривейн» растет с каждым часом; им положена двойная цена за водворение каждой тяжелой вещи на старое место. А затем, свистнув, объявил, что настало время для перерыва; каждый имеет право выпить по банке пива.

Отец, разжалованный в вице-президенты единодушным голосованием единственного избирателя, подумал, что его «мальчик на посылках» — большой хитрец в переговорах. Пиво принесли и поставили между кушеткой и двумя креслами, что было весьма неудобно. Но все же для них, в их положении, банка пива была небольшой дополнительной порцией.

Лишь в половине шестого Филис наконец сообщила, что удовлетворена их работой, все передвижения были сделаны, все было внесено в дом, в кухне прибрано, а спустившаяся к ним Памела сообщила, что кровати для них готовы.

Бывший владелец дома, которого здесь, впрочем, без особого почтения называли просто «он», смастерил в кухне весьма полезную вещь — решетку для приготовления мяса. Так что на семейном совете решили, что Эндрю должен съездить в Таунинг-Спринг и купить там хорошую вырезку. Тривейн с радостью подхватил эту идею: ему хотелось перекинуться парой слов с «Патрулем-1600».