Игорь Сотников - Палиндром

– И? – только и смогла вымолвить Ханна.

– Мне было бы легче на месте показать, чем говорить об этом. – Слишком туманно и загадочно сказал Альцгеймер. Отчего у Ханны заколотилось сердце, и она попыталась выяснить у Альцгеймера чего ей ждать от этой встречи.

– Я сейчас ничего не могу сказать, давайте встретимся, и на месте вы всё узнаете. – Сказал Альцгеймер, и на этом порешили.

Но вот со временем позади автомобиля Альцгеймера остались самые оживлённые, оттого, что центральные, кварталы города, затем они преодолели более доступные для жилья и оттого менее привлекательные для этого жилья кварталы города и въехали пригородную, больше похожую на промышленную зону часть города, где раскрываются самые широкие возможности для воображения человека, которые не знает, куда и зачем его везут. Ну а так как везомый человек находится в неизвестности насчёт пункта своего прибытия, то и воображение его работает в одну пугающую его сторону. Отчего Ханна, находящаяся на месте того человека, которого везут в необъяснимую известность, то есть неизвестность, невольно схватилась покрепче за ручку двери и стала куда как более внимательно себя вести к везущему её Альцгеймеру.

Ну а когда Альцгеймер свернул в сторону каких-то ангаров, то Ханна не выдержала и с деланным самообладанием повторила свой вопрос. – Так куда же мы всё-таки едем?

– На студию. – Сказал Альцгеймер. Чей ответ ни сколько не прибавил понимания у Ханны и она переспросила. – На какую студию?

– Где снимается кино. – Даёт ответ Альцгеймер. Чем на этот раз успокаивает Ханну, хоть так и не совсем понявшую, зачем им туда ехать. Но Альцгеймер уловил этот её взгляд недоумения и добавил. – Там всё увидите.

И Ханна увидела, а как увидела, так и пожалела, что увидела то, что увидела (и в данном расстроенном случае всё это повторение более чем уместно). И тут ничего не поделаешь, ведь всегда ревностно и тяжело видеть то, чему отдают предпочтение перед тобой, а когда это предпочтение выглядит как само природное совершенство, то тут даже голос разума, утверждающий, что в данном случае даже бы боги не устояли перед этой красотой, был бы не услышан впавшей в отчаяние Ханной, поставленной перед фактом, хоть и косвенным, но измены её мужа.

Так господин Альцгеймер, когда они прибыли в один из павильонов студии, где велись свои работы по съёмке какой-то кино-работы, где на съёмочной площадке свои места занимали, участвующие в съёмках актёры, а с другой стороны камер, своими делами занимался технический и творческий персонал съёмочной бригады, включая режиссёра и вечно недовольного и время от времени спорящего с режиссёром продюсера, не стал долго мучить Ханну неизвестностью, а бросив один взгляд на съёмочную площадку, к замершему на мгновение сердечку Ханны, выбрал из всей актёрской массы самую сногсшибательную актрису и словесно указал на неё. – Видите вон ту рыжую, всю в коже актрису. – Слишком медленно говорит Альцгеймер, ведь Ханна уже на середине его указания увидела эту рыжую актрису. А как увидела, так в один взгляд на неё пала духом, а вслед за этим почувствовав головокружение и слабость в ногах, то всё поняв без дополнительных объяснений, готова была пасть и ниже, на пол, но к её удаче рядом стоял Альцгеймер. И она в умопомрачении, сама не зная как это случилось, – утопающий не разбирается за что хватается, – ухватилась рукой за локоть Альцгеймера.

Альцгеймеру же не впервой подставлять плечо или в данном случае протягивать руку слишком доверчивой даме, потерявшейся в этом мире полном соблазнов и обмана, и он всегда готов пойти навстречу, если в нём так немедленно и неожиданно крепко, как в случае с Ханной нуждаются. И он предоставил поддержку Ханне, перехватив её руку своей свободной рукой и, прижав её к себе. При этом Альцгеймер неожиданно для себя почувствовал, что он не столь безучастен к происходящему с Ханной, и биение её сердца, передающееся ему через руку, отдаётся у него где-то в груди.

Что заставляет Альцгеймера в растерянности посмотреть на прижавшуюся к нему Ханну и нервно себя вопросить. – Да как так получилось, что я … – Но Альцгеймер из-за волнения не смог до конца сформулировать свой вопрос. Но зато на него нашёлся ответ. – Неизвестный плод всегда желанен (особенно когда запретных уже нет). А искренность… где ты её в последний раз видел. Вон она тебя и покорила. – Уводя Ханну из студии, рассудил Альцгеймер.

Что происходило дальше, по пути назад, то, ни Альцгеймер, ни Ханна, всё это время находящиеся под впечатлением всего случившегося с ними, будучи во власти своих мыслей и размышлений, мало что могут рассказать, им как-то было не до того, чтобы по сторонам смотреть. И даже когда они прибыли до места и пришло время расстаться, то и тогда они ограничились только одними, бессловесными кивками. Когда же Ханна скрылась из поля своей видимости Альцгеймером, всё это время бездумно наблюдающего за её уходом, то только тогда Альцгеймер несколько пришёл в себя. И он, чтобы как-то взбодрить себя, включил радио и под звуки музыки полез в карман пиджака за сигаретами и зажигалкой.

И если с первым затруднений никаких не возникло, то вот с зажигалкой возникли свои осложнения. Она почему-то в своём положенном месте никак не находилась. Что заставляет Альцгеймера начать нервничать – он, несмотря на свою природную беспечность и некоторую рассеянность, в некоторых вещах соблюдал упорядочность жизни, и если зажигалке полагалось лежать в правом боковом кармане его пиджака, то там она и должна лежать. А то вначале зажигалка, куда ей вздумается будет класться, затем её примеру последуют наиболее близкие Альцгеймеру вещи, да те же носки, чьё место сразу сбоку от кровати, на полу, то к чему это всё в итоге приведёт – да как минимум, Альцгеймер опоздает на сессию конгресса, а когда там появится, то выставит себя посмешищем, оказавшись в туфлях на босу ногу. А всему виной не упорядочность его жизни, где кто-то посмел внести в неё свои заботливые изменения и, не предупредив Альцгеймера, убрал со своего прежнего места его носки и прибрал их в специальное отделение в шкафу.

В общем, Альцгеймер не на пустом месте и не безосновательно взволновался, когда не обнаружил на своём прежнем месте зажигалку. Правда это всё длится не долго, а до тех пор, пока Альцгеймер не вспоминает, что он её убрал не в карман, а положил сбоку от себя, на панель между сиденьями, чтобы она была под рукой. – Верно говорят, – усмехнулся Альцгеймер, – что если хочешь спрятать что-то, то положи это что-то на самом виду. – С чем он потянулся рукой туда, куда он как помнил, положил зажигалку. Но и на этот раз Альцгеймер ничего похожего на зажигалку не нащупывает там. Что вынуждает его повернуться и приняться за визуальный осмотр, вначале между кресельной панели, а когда он на ней ничего не нашёл, то ему пришлось засовывать свои руки под сиденье, в попытке уже там отыскать эту пропажу. Но и там Альцгеймера ждёт неудача.