Виктор Черняк - Правило Рори

В зеркало заднего вида Сэйерс заметил, как старик с девочкой направились к супермаркету, у его входа специальное прожорливое чудовище заглатывало пустые банки, и на светящемся табло мелькали числа – принятые банки и причитающаяся сумма. Девочка заняла место в хвосте длинной очереди сборщиков. Ждать денег приходилось терпеливо… Сэйерс свернул направо и сразу увидел «бронко» Рори Инча.

Мужчины уселись за стол в забегаловке, как давние друзья, и Сэйерс, многие годы соприкасающийся с людскими недугами, с жалостью оглядел Инча: такая полнота не сулила долгих безмятежных лет.

– У вас наверняка пукалка с собой, – Рори сразу заметил, что карман Сэйерса топорщится.

– У вас тоже? – Сейерс оглядел пухлые щеки, медно-рыжие волосы, доброе лицо, глаза с золотыми искорками; этот человек пришел за жизнью Сэйерса, потому что много лет назад Найджелу не повезло – попал на остров, узнал лишнее, этот тучный человек уверен, что Найджел будет отчаянно сопротивляться – каждый борется за жизнь до упора, – и недаром искрящиеся глаза поглядывают на улицу: вдруг Сэйерс притащил за собой прикрытие?

– Да нет… я не таскаю этих штуковин, когда отправляюсь на свидание вроде нашего.

– И те четыре тысячи, которых не могут опознать, те, которых каждый год находят на свалках, скверах и пустырях, тоже не таскают? – Сэйерс отметил, что страха нет, хорошо, что он поговорил с врачом, хоть в чем-то тот оказал помощь семье Сэйерса: если не спас дочь, то хоть уберег отца от страха; у страхов тоже есть предел, и Сэйерс предел своих страхов перевалил; вскоре дочери не станет, он уже приготовился к этому.

Инчу нравилось, что Сэйерс не трусит, трусов Рори не выносил, от них несет обреченностью, а обреченность жертвы не вызывает жалости, напротив, вселяет злобу, во всяком случае, за Рори такое водилось. «Не побоялся прийти, неужели смекнул, что непосредственной угрозы нет и ему хотят предложить нечто?»

– Вот что, – Рори обхватил голову, прижал уши пухлыми ладонями. – Крутить тут нечего. Вы понимаете, кто я?

– Понимаю. – Сэйерс смотрел на улицу сквозь витрину и думал, что вскоре не увидит ни машин, ни людей, снующих туда-сюда, в общем, ничего, и оказывается, что даже попросту глазеть на улицу – тоже радость.

– Ну и отлично, – Рори испытал облегчение, истерик Сэйерса он не опасался, и все же тревога была: мало ли, как обернется. – Если не я, так другой, поймите, раз они занялись вами, ускользнуть не удастся. Вы-то человек башковитый, я сразу усек. Вы-то не клюнете на призывы «Не бойтесь! Если что-нибудь знаете, звоните по телефону 508-00-71. Гарантируется абсолютная тайна!»

Рори замолчал, больше не хотелось марать руки. Если его дело выгорит, денег он отхватит, как никогда, и нырнет на дно с Сандрой. Рори не врал, говоря Сэйер-су, что тому не скрыться. Другое дело Рори, он знал и умел то, чему Сэйерса не обучали, Рори сумеет нырнуть, к тому же государство не имело зуба на Рори, как на Сэйерса, а из пасти Тревора ему удастся вырваться, пусть оцарапавшись; обещающая возможность пожить как люди, в покое и достатке, с Сандрой, подогревала Рори, вспомнились и давно произнесенные слова Джип-си Геммл: «Ты будешь счастлив, малыш, вот посмотришь! Припомни тогда пророчество Джипси Геммл, не зря ж ты ставил свечи за меня, боженька тебя приметил, не знаю, сразу ли или к средине жизни, а может, и к концу, но твой туз ждет тебя в колоде, не ленись, выдергивай! Это велит тебе Джипси Геммл – божья рана».

Рори мысленно осенил себя крестным знамением, представил алтарь, коленопреклоненных прихожан и, стараясь придать голосу постное звучание, как священник в церкви, где Рори возносил молитвы за Джипси Гэммл, перешел к главному:

– Я совершал такое не раз. Ну, вы понимаете? Сэйерс кивнул.

– Не думайте, что это вроде как таракана раздавить, по первости меня рвало, да и сейчас корежит, что ж, думаете, они за так отваливают мне денежки? Я убедился, что страх смерти – а ведь пустоглазая наведывается нежданно, не упредив, не звякнув по телефону, мол, мистер Сэйерс, я двинула в путь по вашу душу, – страшнее самой смерти. Я-то владею своим ремеслом, и вам не отвертеться. Так и будете ждать день за днем, когда да как. Вот я и подумал: не хотите ли сами? Сами себе помочь. Тут какая выгода? Во-первых, уладите свои дела перед концом – завещание там, последняя воля, все без спешки, к тому же никого из близких не поставите под удар, вдруг мне кто из ваших подвернется некстати, когда я прибуду работать, тогда и их понадобится… вместе с вами…

Сэйерс усмехнулся: «Никогда бы не подумал, что так спокойно придется обсуждать подробности собственной кончины; удачно этот увалень выбрал тон, тоже психолог в своем деле», – Сэйерс ценил именно такой тон, без нажима, вроде как с ним советуются о помещении ценных бумаг.

Инч подобного никому не предлагал и сейчас опасался непредвиденной реакции, но Сэйерс молчал и слушал внимательно, будто разговор шел о третьем лице, малоизвестном Сэйерсу и вовсе его не интересующем. Рори не знал о дочери Сэйерса, не знал, что она умирает, и поэтому, сказав о близких Сэйерса и заметив горькую улыбку на губах Найджела, не мог себе объяснить, что же означает эта улыбка.

– Это не страшно, – Рори решил ломиться напролом, – я вам помогу. Слыхали о дигиталисе?

Сейчас Сэйерс понял, что этот человек не знает, где учился Найджел и чем занимался всю жизнь, и ничего не слышал про остров и то, что там произошло. Просто перед ним сидел непосредственный исполнитель, знающий свое дело и не испытывающий лично к Найджелу неприязни, даже пытающийся облегчить Сэйерсу уход из жизни.

Рори принял молчание за знак одобрения: говорите, говорите…

– Дигиталис – такой яд… картина сердечной недостаточности и никаких мучений, сердце не справляется, и все. Вы католик? – не без умысла уточнил Рори.

Сэйерс кивнул. Рора торжествовал: он спросил о вероисповедании Сэйерса вовсе не из желания ощутить религиозную общность. И.ич тронул лоб, будто припоминая давно забытое:

– Я позабочусь о скорейшем бальзамировании, и тогда никто не заподозрит самоубийство, нате вероучение ведь не одобряет самочинную расправу над собой.

Сэйерсу стало смешно и жутко от изворотливости, которую демонстрировал Рори: Сэйерс знал, что бальзамирование при последующем вскрытии не дает возможности, обнаружить яд, Рори предусматривал все, чтобы обезопасить себя; Сэйерс мог бы раскрыть увальню его нечистоплотность, грязную игру, но предпочел смолчать. То, что предложил Инч, могло заинтересовать Сэйерса, он и сам подумывал об этом: что ему еще оставалось, если уйдет дочь?

– Я подумаю… – Сэйерс смотрел на Инча: его тоже родила мать, и, в сущности, он не так уж плох; Сэйерсу судьба уготовила одно, этому – совсем другое, и разве можно винить человека за то, что с ним случилось не по его воле. Этот погубил единицы, от силы десятки, а Сэйерс на острове приложил руку к погибели сотен тысяч. – Я подумаю… – повторил Сэйерс уже чуть менее любезно, решив, что не нужно сразу выказывать такую покладистость, лишая увальня радости победы.