Олег Дудинцев - Парниковый эффект

Грозя спятившему завотделением крупными неприятностями, Авель начал обзванивать свои влиятельных друзей и клиентов, но и это на Разумовского не подействовало, а вскоре он ушел в операционную, куда с черепно-мозговой травмой доставили пострадавшего в ДТП мужчину. Там, что в последние годы было большой редкостью, он сам взялся за скальпель и провел многочасовую тяжелую операцию и только по ее завершении вконец измочаленный, но довольный собой, вернулся домой, где провел все выходные в ожидании чуда.

Ланцов же в отличие от него бессонницей не страдал, комплексами не мучился и путей избавления от поразившей его болезни искать не пытался, а осознанно и целенаправленно множил без страха и угрызений совести собственные проблемы. Его отношения с женой с каждым днем становились все хуже и хуже, подогреваемые жалобами старшего сына, чью сторону она безоговорочно приняла, да и существенное оскудение семейного бюджета не прибавляло ей нежных чувств к мужу, что свидетельствовало о стойком иммунитете Нины Петровны к неизвестному вирусу.

Невзирая на трудности и подводные камни, Ланцов упорно на всех фронтах продолжал широкомасштабное наступление, что позитивно сказалось на качестве работы ЖЭКа, но вызвало острые разногласия внутри коллектива. Большая его часть и прежде всего заразившиеся от Василия Васильевича сотрудники с воодушевлением приняли новые правила и нормативы работы, но некоторые этому воспротивились, и прежде всего – лишенное привычных «левых» доходов начальствующее звено.

Никешин, здраво рассудив, что ловить ему больше здесь нечего, спешно перевелся в другой район, Шукуров же после консультаций в верхах временно затаился и, полагаясь на короткую память губернатора города, жил в ожидании сокрушительного реванша. Единственным человеком с кем Василий Васильевич мог поговорить по душам и немного расслабиться, оставалась Лариса, назначенная им на должность Никешина и твердо отстаивавшая проводимую им линию по оздоровлению коллектива и повышению им производительности труда.

В один из воскресных тоскливо тянувшихся вечеров в голове у Василия Васильевича неожиданно родилась взбодрившая его сразу идея, и он, отложив газету с кроссвордом, прошел в гостиную, где сидевшая под торшером в кресле супруга вязала невестке кофту, и, не сказав ей ни слова, стал рыться в ящике секретера среди документов. Когда же он вынул оттуда сложенную вдвое бумагу, Нина Петровна насторожилась и, прекратив вязанье, спросила его:

– Ты чего там такое взял?

– Свидетельство о собственности на дачу, – объяснил ей Василий Васильевич. – Хочу бывшим владельцам дарственную оформить, пусть культуру там восстанавливают.

– Сдурел?! – вскричала Нина Петровна и вскочила на ноги. – Не дам!! – Сжимая спицы в руке, она бросилась к мужу с намерением завладеть документом, но тот быстро сунул его за пазуху и вышел из комнаты, оставив жену, как говорят боксеры, в состоянии грогги.

Владельцем загородного поместья, раскинувшегося на берегу реки Луга, Василий Васильевич стал в середине девяностых годов, приобретя его у властей райцентра Осоки. В советское время в бревенчатом двухэтажном с облупленной краской строении и на прилегавшей к нему территории находился оазис местной культуры, однако в эпоху рыночных отношений сельский клуб под напором широких приватизационных процессов не устоял, и руководство Осок, обсудив условия сделки с Ланцовым, выставило его на торги за смехотворную сумму, положив полученную от него разницу в собственные карманы. На этом культурно-нравственное развитие осоковцев окончательно прекратилось, кто-то из них со временем перебрался в город, а многие просто банально спились, что, в общем-то, мало трогало продавцов, а уж тем более нового собственника усадьбы.

Вложив в ее перестройку немалые силы и средства, он за десяток лет превратил рядовой сельский клуб в архитектурный по местным меркам шедевр с собственным спуском к реке, пляжем и причалом для катера, поскольку с детства любил рыбалку и считал это занятие лучшим для себя времяпрепровождением. Страстью же Нины Петровны был ландшафтный дизайн и разведение роз, периодически выставляемых ею на городских смотрах-конкурсах, поэтому оба они считали свою фазенду лучшим на земле местом и наотрез отказывались от иных видов отдыха.

Чтобы не слышать истеричных воплей жены, ее звонков сыновьям с требованием образумить рехнувшегося на старости лет отца, Василий Васильевич быстро оделся и покинул квартиру. Каких-то сильных переживаний от расставания с дорогой его сердцу недвижимостью он к своему удивлению не испытывал, а как ни странно ощущал благостный душевный покой и легкость во всем теле. Хотелось с кем-нибудь поделиться своими никогда не испытываемыми им ранее ощущениями, и, выйдя на улицу и радуясь своему состоянию, он по скрипящему под ногами снежку зашагал к дому Ларисы.

Та, открыв ему дверь в облегающем стройную ее фигуру вечернем платье, слегка стушевалась, но все-таки пригласила его зайти. Как оказалось, в комнате за празднично накрытым столом с изысканными закусками, бутылкой вина и вазой с букетом бордовых роз сидел одетый в темно-синий с отливом костюм спортивного вида брюнет, и Лариса представила его как Андрея – своего студенческого товарища, а ныне успешного ресторатора и большого поклонника экстремального отдыха. Ланцов же назвался ему сослуживцем хозяйки и, пожимая протянутую ему ресторатором руку, почувствовал легкий укол ревности, но не подал виду.

Лариса из вежливости предложила Василию Васильевичу присоединиться к их праздничному застолью по случаю недавнего дня рождения гостя, но тот, поздравив его, от приглашения отказался, объяснив, что зашел по производственному вопросу и попросил хозяйку уделить ему пару минут. Когда же они уединились на кухне, рассказал ей о принятом им решении расстаться со своим загородным поместьем и побудивших его мотивах, и несколько раз побывавшая там в отсутствии Нины Петровны Лариса с восторгом отреагировала на его слова:

– Браво, Василич! Вот это я понимаю поступок! Всецело тебя поддерживаю!

Такое полное ее понимание и поддержка и требовались ему в данный момент для сохранения боевого духа, и, отказавшись от повторного ее приглашения совместно поужинать и оставив Ларису наедине с «экстремалом», он вернулся в собственную пропахшую валерьянкой квартиру без малейших сомнений в правильности своих действий.

В понедельник с утра Разумовский вновь предстал перед очами завклиникой, и после первых же произнесенных Тищенко слов ему стало ясно, что чуда не состоялось, и тот, судя по всему, чувствовал себя превосходно и никаких пусть даже минимальных симптомов болезни не демонстрировал.