Ант Скаландис - Точка сингулярности [= Миссия причастных]

— Простите, техническая неполадка, — сказала Галя и, профессионально отвлекая наше внимание, затараторила: — Слева и чуть позади по ходу движения вы можете видеть город Аль Ардийа. Некогда весьма значительный для Аравии перевалочный пункт…

В этот самый момент у меня в сумке запел телефон. Один короткий сигнал — и тишина. Я даже вынуть трубку не успел. И правильно. Вынимать-то надо было совсем другое. Тополь не мог сейчас говорить со мной, просто давал понять: сунь горошину в ухо, и жучка в лацкан — пора. Я так и сделал.

Вокруг простиралась унылая каменистая равнина, солнце клонилось к горизонту, скалы, торчавшие впереди, как гнилые зубы совсем уже старого и больного дракона, отбрасывали на песок длинные зловещие тени. Из-за ближайшего зуба вдруг появился человек в форме и с автоматом. Подошел к нашей двери и глупо сообщил по-английски:

— Дальше ехать нельзя.

— Что он говорит? — испуганно переспросил Паша.

— Он говорит, что дальше нельзя ехать, — пояснил я.

— А выйти погулять можно?

О, это был вопрос на пять баллов! Впору переадресовать такой напрямую Тополю, но я сдержался и просто перевел его на английский для того арабского солдата.

За солдата ответила Галя:

— Пока нельзя.

И тогда неожиданно для всех (кроме меня) поднялся мирно дремавший Мыгин:

— А пошли вы все в баню! Я в туалет хочу.

Он выпрыгнул из автобуса и быстро-быстро зашагал в сторону драконьих зубов. И никто не схватил его за руку, даже слова никто не сказал. Паша взялся за подлокотник кресла и был уже готов рвануться следом. Я опередил его.

— Миша, действуй! — шепнула мне в левое ухо Верба.

По сути, это было уже совершенно лишнее указание, но как моральная поддержка пришло очень вовремя.

— Не надо, Паша! — крикнул я. — Ты же слышал, что нам сказали.

И я поднял руку, как бы пытаясь задержать его. Но держать никого было не надо, просто в тот же миг закрепленная на браслете, спрятанном у меня в рукаве, исправно сработала ручка-пистолет, и крошечная усыпляющая иголка вонзилась в незащищенную шею автоматчика. Тот даже не охнул. Но упал довольно-таки шумно. Галочка наша обернулась. Ничего не поняла. Вот тут-то у неё нервы и не выдержали: наставив на всех сразу (ну, не знала она, откуда стреляли!) здоровущий длинноствольный пистолет, сотрудница процветающей турфирмы продолжила экскурсию тонким противным голосом:

— Никому не двигаться! Всем руки на потолок!

По-моему, больше других удивился водитель. А я уже ничему не удивлялся. Только подумал про себя:

«Вот где, оказывается, пряталась сообщница! А я-то гадал!.. Что ж, придется и так называемой Гале немного отдохнуть. Беда лишь в том, что женщины — народ нервный, руки у них в ответственный момент трясутся и пули летят куда попало».

— Пригните головы, уроды! — рявкнул я, искренне надеясь, что команда будет всеми (или почти всеми) выполнена, и одновременно переводя все внимание Гали на себя — а уж я-то успею отследить направление её дрожащего ствола!..

К счастью, ей так и не удалось выстрелить. Иголочка вонзилась в пухлую девичью щеку, повыше линии ноздрей (грязновато с моей стороны, ещё бы чуть-чуть — и в глаз). Но уже некогда было думать ни о чем! К тому моменту я полностью выкинул из головы — даже как запасную — версию о том, что Паша заодно с ними, поэтому и оглядываться не стал, когда выпрыгивал наружу. Теперь ведь всё могли решить доли секунды.

Но потом, чуть позже, поравнявшись со скалами и зафиксировав впереди удаляющегося Мыгина, я не столько увидал, сколько почувствовал: кто-то все-таки бежит за мною. Я очень коротко посмотрел назад и понял, кто — Наташка. Она, похоже, была в кроссовках, но это все равно не давало ей никаких шансов догнать меня. А велики ли были мои шансы? Мыгин оторвался уже метров на двести, и главное, я даже не представлял себе, куда и зачем несется этот сумасшедший.

А Верба вдруг закричала мне в ухо, что было мочи:

— Ты должен остановить его любой ценой!

— Что я и делаю! — огрызнулся я.

— Сколько до него метров?

— Сто пятьдесят, не меньше.

— И ты не можешь попасть со ста пятидесяти метров?!

— Во-первых, из «беретты» такое весьма проблематично. А во-вторых, я не буду в него стрелять, Татьяна.

— Хорошенькое «во-вторых»! — прокомментировала она. — Тогда к чему вообще «во-первых»?

А потом словно очнулась: что это мы разговариваем, будто сидим дома за чашкой чая?

— Как это ты не будешь! Я приказываю тебе!!

— Нет, Верба, — сказал я твердо.

— Ты с ума сошел. Мы же на войне. Это приказ!

— Нет, Верба, мы не на войне — мы в сумасшедшем доме…

«Как это можно, — думал я, — так быстро бежать и так неспешно разговаривать? Может, я вообще сплю?»

— Но ты хоть помнишь, о чем говорил Нанда? — Верба решила зайти с другого конца.

— Помню, — ответил я, — но стрелять не буду. Лучше конец света, чем мне убийцей стать.

— Псих! — прошептала она почти с восторгом. — Достоевщина какая-то!

И в этот момент Мыгин остановился, поднял вверх руки со странной черной коробочкой не больше компакт-диска по габаритам, и замер. Я подбежал уже метров на пятьдесят. Еще чуть-чуть — и можно применять иголки.

— Он остановился, — доложил я. — Держит на вытянутых руках какую-то коробочку.

— Кошмар! — выдохнула она и добавила чуть не плача: — Стреляй же!

— Но мне не попасть по коробочке, — сообщил я жалобно. — Я же все-таки не Вильгельм Телль.

— Тогда беги к нему, — устало согласилась Верба.

И в этот момент в ушную горошину ворвался голос Тополя.

— Идиоты! — он почти визжал.

— Кто? — спросили мы с Вербой в один голос.

— Они сейчас накроют его лазерным ударом, — прорычал Леня Вайсберг.

— Как накроют? — не понял я. — Через сколько?

Леня замешкался:

— Да секунд через пять… Ложись, Мишка! Ложись!!

Но, видно, я не собирался сегодня выполнять ни одного их приказа, я рванулся вперед как спринтер, надеясь все-таки успеть вытолкнуть Игоря из-под удара, и я кричал ему, только ему, громко, отчаянно, истошно:

— Игорь! Уходи оттуда, уходи!! Они убьют тебя, Игорь! Уходи!!!

Но он стоял, как памятник самому себе, все в той же позе и не реагировал на мои вопли ни единым жестом.

Потом я споткнулся и все-таки рухнул на каменное крошево, раздирая в кровь ладони, локти, колени…

И в ту же секунду жахнуло. Яркая вспышка осветила все вокруг, и адский жар опалил мне вытянутые вперед руки, тошнотворно запахло паленым мясом.

Я не хотел смотреть туда. Я не хотел даже вставать. В ухе верещали разные голоса, я их не понимал. Что они там лопочут? Зачем? На каком это языке? А потом мимо простучали шаги, и я медленно, с усилием поднял голову. Возле обугленного трупа Игоря Мыгина стояла на коленях Наташка и выла. Выла тихо и страшно, как жалкая побитая собака. Я не мог больше этого слушать. Я встал и пошел назад к автобусу.