Анатолий Баюканский - Черный передел. Книга I

Дураку было ясно: Петр Кирыч закинул крючок не с бухты-барахты. Манеру директора Русич давно приметил: всякий раз Петр Кирыч как бы отвоевывает плацдарм для главного удара, усыпляя бдительность подчиненного ничего не значащими вопросами, обнаруживая при этом завидную осведомленность в отношении не только деловых, но и личных качеств собеседника, его родных и знакомых. Этим оружием одних он мгновенно сражал наповал, лишая дара речи, других без особого сопротивления ломал и склонял на свою сторону. Словом, директор был неординарной фигурой: крепко сбитый, маленького роста, лоб бугристый, как у мыслителя, на левой щеке глубокий синий шрам, на правой руке недоставало двух пальцев. Ко всему он еще носил на руке тугой черный ремень, «напульсник», такие ремни часто носят тюремные надзиратели, чтобы при ударе усилить мощь кулака.

На заводе про директора ходило множество догадок и слухов. Он не пресекал их, даже поощрял. Из слухов выкристаллизовалось следующее: до столь блестящей хозяйственной деятельности служил Петр Кирыч во внутренних войсках, был начальником политотдела крупного подразделения, которое охраняло северные лагеря заключенных. Полковнику Щелочихину оставалось до генеральского звания всего ничего, но тут случилось ЧП – взбунтовались зеки, он чудом спасся от расправы. За это начальство отправило его на «гражданку». Он будто бы обжаловал решение в ЦК партии. И… пути Господни неисповедимы. Из приемной секретаря по идеологии он вышел уже в звании генерала и был направлен директором на «Пневматику», где выпускалась продукция «для обороны».

Позже стало известно и другое: головокружительная карьера Щелочихина началась после того, как министром МВД Советского Союза был назначен его родной дядя.

– Я, Русич, всякое видывал, – затвердел скулами Петр Кирыч, – посему на каждого стоящего работника завожу служебное досье. На бездарей бумагу не трачу. Помнится, когда мне про тебя доложили, я тоже завел досье. Кстати, удивился очень: мужик головастый и рукастый, но не в почете, орденов нет, званий тоже. А у нас, сам знаешь, специалист без наград вызывает подозрение. – Глаза директора залучились доброжелательностью. И брови-козырьки, отращивая которые, он старался подражать Генеральному секретарю ЦК, снова задвигались. – Н-да, нынче в стране говорунов развелось больше, чем делателей. – Бросил взгляд на Нину Александровну, боковым зрением отметил: референт не зафиксировала последнюю фразу для истории. Женщина поняла ошибку, спохватилась, принялась быстро заносить в разлинованную тетрадь только ей одной понятные загогулины. – В счастливое время мы с тобой нынче живем, Русич, – добродушно заметил Петр Кирыч. – Когда еще такое было: всего в достатке, по заслугам каждый награжден, работаем честно, гуляем, позволяем мелкие вольности, как все свободные люди. У нас, поди, орденоносцев больше, чем во всем остальном мире. А жратвы? А питья? А что будет при коммунизме? То-то.

– Извините, какие еще будут ко мне вопросы? – не выдержал изнуряющего разговора Русич. Он отлично понимал: не для душеспасительной беседы пригласил его грозный Щелочихин. – Там третья линия контроля на ремонте, и я хотел бы…

– Почему ты до сих пор не в партии? – Петр Кирыч впился в лицо Русича острыми сверлящими глазками. Переход в разговоре был столь неожидан, что инженер на мгновение опешил.

– Как вам сказать… – замялся он. – Считаю, что еще не созрел.

– Ты, брат, мне горбатого не лепи. И отговорку оппортунистов оставь для собутыльников. С пятым пунктом у тебя вроде бы в порядке, фамилия Русич. Из сербов, что ли?

– Из русаков!

– Порядочный человек нынче вне партии себя не мыслит, – продолжал Петр Кирыч. – Не идут в партию либо люди, у которых в биографии червоточинка, либо… те, кого не принимают. – Директор рассмеялся, считая шутку удачной.

– Меня уже многократно проверяли, – спокойно отпарировал Русич, пытаясь быстрее завершить неприятный разговор, – анкету по третьей форме заполнял, на шестнадцати листах.

– И что же?

– Вроде все прошло. В белой армии не состоял, колебался вместе с партией.

– Остроумно! – внезапно насупился Петр Кирыч. – Быстро ты, однако, осмелел. В кабинет вполз, как кролик перед забоем, а тут… За подобные хохмочки под моим кулаком тыщи умников гнили на чудной планете. Слышал, поди: «Магадан, Магадан, чудная планета»?

– Еще бы. «Двенадцать месяцев зима, остальное – лето». – Русич пытался перевести разговор в шутливое русло, запоздало поняв, какую вредную и опасную фразу произнес. Стоит только директору сообщить куда следует, и… грехов потом не оберешься.

– Галина Ивановна все еще не вернулась из командировки? – совершенно неожиданно сменил тему разговора директор.

– Кажется, нет, – чужим голосом ответил Русич. «Черт побери, – изумился он, – откуда директор о Галине-то знает».

– Н-да, счастье само по себе не приходит, – назидательно проговорил Петр Кирыч. – Его надобно выстрадать, выплакать, выгрызть. – И, не давая Русичу вставить фразу, начал доверительно рассказывать о собственных семейных передрягах, бросая временами многозначительные взгляды в сторону Нины Александровны. Оказывается, первая жена у него умерла рано, вторая покинула его, когда он получил назначение на Колыму. Третья супруга была из местных, магаданских, и имела два неоспоримых достоинства: мастерски готовила рыбу юколу и пила, не разбавляя, спирт. И еще она оказалась гордячкой, патриоткой – отказалась уехать из Магадана в Старососненск. А с последней женой не повезло: все время болеет, не встает с постели…

Русич сидел словно на горячих угольях, упорно ловил себя на одной мысли: еще мгновение, будь что будет, он резко встанет, ничего не объясняя, и выйдет из «опочивальни» директора. Однако хитроумный Петр Кирыч чутко улавливал каждое изменение настроения и опережал противника на мгновение:

– Ну, что опять напрягся? Расслабься. И слушай меня.

– Вы не могли бы, Петр Кирыч, говорить со мной на «вы»? – Сквозь зубы процедил Русич.

– На «вы» я говорю только с врагами, но… если желаешь, могу сделать исключение. Послушай. Ладно, послушайте, товарищ. Мир слишком прекрасен, чтобы без нужды делать друг другу гадости. Я пригласил вас сюда в ваших же интересах. Стоит ли за неумышленные ошибки отправлять человека за решетку?

– Это что-то новое. – Русичу показалось, что он уже привстал со стула, но последняя фраза заставила его опуститься на жесткое сиденье.

– Да-да, тюрьма, она, брат, всегда рядом с любым человеком. Не забывайте, у меня тысячи больших и малых забот, а я уделяю вам столько времени. – Петр Кирыч встал из-за стола, достал из холодильника бутылку «ессентуков», покрытую инеем, налил до краев шипучки, выпил. Повернул к Русичу каменное лицо. – А почему чай не пьете? Настоящий чай, индийский. – Вернулся на свое место, положил руки на стол. Смотрел на Русича и молчал. А тот опустил глаза. – Ну, все продолжаете мучительно гадать, к чему директор клонит? Кстати, любопытная деталь: в глубокой древности в Китае подозреваемый отвечал на вопросы следователя с сухим рисом во рту. Если этот рис во рту оставался сухим и во время допроса, человека обвиняли в ложных показаниях.