Юлиан Семенов - Экспансия – II

…Лангера на аэродроме в Женеве не было; в бюро информации на имя «доктора Брэдиса» (так было оговорено) никто не оставлял никакого сообщения.

Роумэн заказал Мадрид; полковника Эронимо не было ни на работе, ни дома: «Коронель уехал в командировку». Так было и в тот день, когда появился Гаузнер; что же могло произойти за это время, черт?!

Роумэн отошел к киоску, купил американские газеты, не для того, чтобы читать, а скорее чтобы сосредоточиться и принять какое-то решение. Страницы пролистывал машинально, не очень-то обращая внимание на заголовки; споткнулся — совершенно неожиданно — на самых броских: «Немецкий композитор из Голливуда на службе ГПУ и Коминтерна!»; «Ганса Эйслера защищает Элеонора Рузвельт!»; «Первая леди под подозрением в симпатиях к красным!»; «Москва задействовала всю свою агентуру на Западе!»; «Чарли Чаплин, Матисс, Пикассо и Кокто обратились в Белый дом!»; «Негодование Альберта Эйнштейна!»; «Ничто не спасет русского шпиона от кары!»

Сначала Роумэн не поверил глазам; ведь Макайр сказал, что с этим безумием все кончено, Америка убедилась в шаманстве Рут Фишер, [58]катившей черт знает что на братьев: «Не может быть, бред какой-то!»

Он отошел к стойке бара, попросил кофе, принялся читать сообщение о предварительном допросе Ганса Эйслера, композитора, которого по праву называли одним из самых великих музыкантов века.

« Эйслер. — Господин председатель, могу ли я просить у вас разрешения сделать заявление перед началом собеседования?

Председатель. — Дайте мне ваше заявление. (Читает его.) Нет. Я не разрешаю вам выступить с этим заявлением…

Эйслер. — Вы не хотите позволить мне выступить с заявлением после всего того, что мне довелось пережить начиная с прошлого года?!

Председатель. — Следователь, задавайте свои вопросы.

Следователь. — Я хочу зачитать выдержки из газеты «Дейли уоркер» от пятнадцатого января тридцать пятого года… Цитирую: «Выдающийся революционный композитор Ганс Эйслер прибывает двадцать седьмого января… С тех пор, как в Германии к власти пришел Гитлер, Ганс Эйслер проживает в Париже и Лондоне; всему миру известны произведения этого блистательного музыканта; нельзя не восторгаться его высокоталантливыми операми, песнями и фильмами, такими, как — немецкое название я произношу по буквам — кэй-ю-эл-и-даблью-ай-эм-пи-и…» Что это значит, Эйслер?

Эйслер. — Это опера и фильм, сделанные мною в Берлине в тридцать втором году. Называется «Куле Вампе».

Следователь. — Продолжаю цитату: «эм-ай-эс-эсэн-ай-эм-и…» Что это такое?

Эйслер. — Это мое произведение «Масснаме»… По-немецки это звучит как «мероприятие», «целесообразность»…

Следователь. — Продолжаю цитату: «Рот фронт»… Это все вы сочинили, Эйслер?

Эйслер. — Да.

Следователь. — В статье говорится, что вы один из выдающихся композиторов современности, вас называют борцом-коммунистом против гитлеровской тирании, утверждают, что вы не только великий музыкант, но и товарищ , стоящий в первой линии борьбы. Вы подтверждаете, что это написано про вас?

Эйслер. — Про меня так много писали, что я не могу помнить каждую статью…

Следователь. — Я просмотрел нью-йоркские газеты этого же периода, о вас нигде не писали как о великом композиторе, кроме как в газете американских коммунистов.

Эйслер. — Вы плохо смотрели, я могу показать вам сотни статей обо мне, они где-то валяются в моих архивах.

Следователь. — Подойдите ко мне и посмотрите фото в газете «Дейли уоркер». Это ваша фотография?

Эйслер. — Совершенно верно, моя.

Следователь. — Что за жест вы делаете на фото?

Эйслер. — Это салют немецких ра…

Следователь (перебивает). — Вы подтверждаете, что на фото изображены именно вы и именно вы держите правую руку над головой, причем пальцы сжаты в кулак?

Эйслер. — Подтверждаю, посколь…

Следователь (перебивает). — Вы не отвергаете, что вы держали руку в коммунистическом салюте?

Эйслер. — Да, подтвер…

Следователь (перебивает). — Продемонстрируйте комиссии этот жест!

Эйслер демонстрирует коммунистический салют, подняв правую руку, сжатую в кулак.

Председатель. — Вы не хотите опровергнуть подлинность фотографии?

Эйслер. — Нет. Это салют не только коммунистов, но всех антифашистов. Это не партийное приветствие, а салют антифашистов всего мира.

Следователь. — Вы писали музыку к фильмам режиссера Йориса Ивенса, работавшего с Хемингуэем в Испании?

Эйслер. — Да.

Следователь. — Им мы еще займемся, этим Ивенсом… В статье про вас написано, что вы заявили: «В единстве голосов и действий — надежда на будущее мира». Вы говорили эти слова корреспонденту?

Эйслер. — Журналист вправе писать, что он хочет. Я могу отвечать только за себя…

Следователь. — Это вы написали оперу «Мать»?

Эйслер. — Да. Опера «Мать» написана по мотивам повести Горького.

Следователь. — В одной из арий этой оперы есть слова: «Учи азбуку, не бойся, ты только начни, рабочий, и ты возьмешь власть, ты победишь!» Вы писали музыку и к этим словам?!

Эйслер. — Не мог же я писать музыку к одним словам повести и не писать ее к другим?!

Председатель. — Вы имеете в виду, что сейчас надо быть готовым к тому, чтобы «взять власть и победить»?!

Эйслер. — Я не понимаю вопроса…

Председатель. — Где вы писали эту оперу?

Эйслер. — В Берлине, в двадцать девятом, мне кажется…

Председатель. — Значит, ваша опера обращена к немецким рабочим?

Эйслер. — Не только… Это же опера, произведение искусства.

Председатель. — Но это «произведение искусства» показывали в Соединенных Штатах?

Следователь. — Да.

Председатель. — Значит, эти слова из вашей оперы обращены не только к немцам, но и к итальянцам, французам, американцам?

Эйслер. — Повторяю, опера написана по мотивам повести великого Максима Горького… Слова песни соотнесены с ситуацией, которая существовала в России в девятьсот пятом году…

Председатель. — Могли бы вы написать подобную оперу в Соединенных Штатах с призывом «захватить власть и победить» здесь, в этой стране?

Эйслер. — Нет.

Председатель. — Вы изменили своей позиции?

Эйслер. — Нет. Просто здесь я гость, путешественник… Ваше рабочее движение будет само решать свои дела…

Следователь. — Вы когда-нибудь посылали приветствия в Советский Союз?

Эйслер. — Конечно.

Следователь. — Вы ненавидите Сталина?

Эйслер. — Простите, я не понял вопроса?

Следователь. — Вы ненавидите Сталина? Мы слышали, что вы говорили офицерам иммиграционной службы, что вы ненавидите Сталина.