Александр Маркьянов - Презумпция лжи

Как мы тогда не перестрелялись… Страшно даже представить, что было бы. Несколько трупов – те, кто шел следом имели пистолеты и умели стрелять – но я все равно бы успел садануть длинной очередь – а в узком коридоре от автоматной очереди, от пробивающих даже рельсы пуль ничего не спасет. А потом бы начали стрелять Варяжцев и Глазко – и те, кто оставался на лестнице стреляли бы в них…

– Стоять! Не стрелять! Стоять!!! Жемайтис, лежать, не двигаться! Не стрелять!!!

– СТРЕЛЯЮ НА ПОРАЖЕНИЕ!!! ЛОЖИТЕСЬ ВСЕ!

– Не стрелять! Парень, не стреляй! Назад всем! Назад!

Лестничная клетка (как только соседи не повыскакивали) была ярко освещена, с нее в квартиру ступил высокий, средних лет, бородатый человек. Одет он был в обычный черный костюм и руки держал на уровне плеч и ладонями ко мне. В целом, он был похож на ученого или геолога…

– Не стреляй. Положи автомат. Мы из КГБ.

Адреналин не просто гулял в крови – он там бушевал, подталкивая на безумные, ненормальные поступки. Палец на спусковом крючке автомата как будто заледенел….

– Мне похрен! Документы!

– Хорошо. Документы у меня слева, в кармане. Сейчас я их достану. Медленно, левой рукой. Не стреляй.

– Медленно! – я начал отступать назад, держа мужика на прицеле – теперь в случае чего я могу метнуться вправо и укрыться за стеной. И у нас на троих будет два пистолета и автомат с полным магазином – уже что-то…

– Петр Павлович! Сергей, опусти оружие. Нормально…

Варяжцев положил мне руку на плечо…

– Опусти, говорю. Перестреляться еще не хватало…

Я медленно, по миллиметра опускал оружие, глядя на красные корочки в левой руке бородатого.

– Вот так… Нормально. Автомат мне дай – я отпустил рукоятку, уже мокрую и скользкую от пота и автомат перекочевал к Варяжцеву – заходите, Петр Павлович. Только не все вместе – оставьте своих на лестнице.

Бородатый кивнул…

– На лестницу всем и оставаться там! Жемайтиса заберите…

Я прислонился к стене, меня уже потряхивало – такое количество адреналина бесследно не проходит…

Бородатый прошел в комнату, на мгновение задержался около меня, взглянул – но ничего не сказал..

– Товарищ … – вскинулся с дивана Харава – и рухнул обратно, под взглядом бородатого…

– Помолчал бы… – презрительно бросил Петр Павлович – делов ты уже наворотил, не расхлебаешь. Откуда ты только взялся придурок такой…

– Они меня…

– Пытали и склоняли к измене родине – закончил за Хараву бородатый – помолчи лучше. За умного сойдешь…

– Вы здесь как оказались? – спросил Варяжцев

– Заглянули на огонек… Пошли, переговорим… – бородатый кивнул на дверь спальни…

– А этот… Машковцев – это кто такой?

– Машковцев… – прищурился Варяжцев – это мил друг такой человечище… Петр Павлович Машковцев – руководитель особой инспекции КГБ СССР, о них вообще мало кто знает. Они во втором главке, туда Андропов еще не сумел руки сунуть. Первый главк полностью под ним, во втором еще что-то нормальное осталось. Машковцев – как я думаю в числе этого нормального…

– А зачем мы их отдали, ведь мы же их взяли…

– По инструкции с проштрафившимися сотрудниками КГБ должны разбираться сами КГБшники, вот поэтому и отдали. Впрочем, оно и к лучшему – оба уже раскололись.

Я молча ждал дальнейших слов Варяжцева – а он взвешивал, говорить их или нет. Требования секретности были простыми и однозначными – но по справедливости должен был узнать. Должен – и все…

И Варяжцев решился – заговорил. Без всяких глупостей типа "между нами и никому ни слова" – на этом уровне все всё прекрасно понимали…

– В общем, признались они по полной. Горденко и убил. Сука…

…

– Кратко. Этот самый Горденко – на связи у Харавы был – но не только на связи. Оба они, помимо прочего и спекулировали, деньгами, золотом, валютой – все то, в чем Горденко Михеева обвинял, он сам и делал. Американцы их на этом и подловили. Дали наши спекулянты подписку, стали сотрудничать. На этом их и накрыл Михеев. Тогда Горденко пришел к нему ночью – якобы на чистосердечное сломался – и…

– А пленки где? Получается что, Андрея Леонидовича – из-за этого?

– Получается так… Сколько прошел мужик, а тут какая-то мразь… А пленки… А пленки теперь уже не найти, разве только случайно. Ушли пленки, вместе с Михеевым. Вот так вот.

– А обстрел? Случайность?

– Не забывай, с нами были двое афганцев. Один – занимается борьбой с бандитизмом, а бандитов в горах – все больше и больше…

Я молчал – говорить в этом случае было нечего…

– И что теперь с ними будет?

– А что с ними? Мне надо по постоянному месту службы возвращаться, их в Союз отправят. Судить будут.

– А меня за что?

– В смысле? – не понял Варяжцев

– Ну, за что меня в Союз отправляют…

Варяжцев тяжело вздохнул…

– Ничего то ты не понял, Сережа… Учиться тебе надо. Столько дров наломали – удивительно, что живы все остались. Отучишься – как раз приедешь, может и вместе будет работать. К тому времени такие дела творится будут – не чета нынешним… Ну, ладно… – Варяжцев посмотрел на часы – прощаться не будем… Свидимся еще… Увидишь Старика – привет передавай…

Павел Степанович протянул мне руку – и я пожал ее. С трудом сдерживаясь от того, чтобы не заплакать…

Все то, что сказал мне тогда Павел Степанович в аэропорту Кабула, оказалось ложью. Ложью от первого до последнего слова. В эту ложь поверил я, поверил и Варяжцев. Хотя точно сказать нельзя – но, скорее всего даже многоопытный полковник госбезопасности Петр Павлович Машковцев, начальник особой инспекции КГБ СССР тоже поверил в нее. Не хотелось бы думать, что Машковцев был заодно с ними. Это была ложь, в которую легко было поверить, ложь, поверхностно объясняющая все. В нее и поверили – все, кто должен был поверить…

Потом я долго корил себя за то, что позволял себе поверить этой лжи. Если бы я не улетел тогда, если бы начал копать дальше… Возможно тогда и не произошло бы всего того, что произошло потом, возможно не пролились бы реки крови. Возможно, Афганистан был бы до сих пор заброшенной мирной страной, о которой упоминают по телевизору в лучшем случае раз в год. Но произошло – как произошло. И этого уже не изменить.

А правду я все-таки узнал. Но это – уже совсем другая история…