Джим Гаррисон - Звездно-полосатый контракт

– Молодой человек, этому, в частности, я и хочу посвятить послание американскому народу, с которым планирую выступить сегодня вечером, – ответил президент Бурлингейм. – Я намерен заверить своих сограждан, что чувствую себя прекрасно и горю желанием снова заняться государственными делами и проблемами, стоящими перед нашим правительством и перед правительством Греции.

– Господин президент, – неожиданно обратился к нему Макферрин. – Мне хотелось бы узнать, можно ли договориться о том, чтобы как-нибудь в будущем взглянуть на вашу коллекцию вещей, принадлежавших Линкольну? Если только, конечно, это уместно и не создаст вам никаких неудобств, сэр. Я был бы вам очень признателен за такую возможность.

– Полагаю, вы могли бы взглянуть на эти вещицы прямо сейчас, не откладывая на потом, коль скоро вы здесь. Вы когда-нибудь слышали о карте, на которой указан маршрут бегства убийцы Линкольна Бутса на ферму Гарретта?

Направившись к шкафу и уводя с собой Макферрина, президент повернулся к Куиллеру и обратился к нему:

– Фрэнк, это не займет много времени, поверьте. А к этой проклятой речи мы приступим немедленно, клянусь. А пока узнайте, как обстоит дело с похоронами Ундервуда сегодня во второй половине дня. Мой секретарь в курсе всех деталей, но, может быть, вы узнаете, как долго мне придется там пробыть. И еще… Как сделать так, чтобы появиться в самый последний момент, но соблюсти все приличия, вы меня поняли?

– Эд…

Назвав президента по имени, Куиллер тут же осекся. Постояв в недоумении некоторое время, советник пожал плечами и вышел из Овального кабинета.

Макферрин принял решение не терять ни секунды. Как только он услышал, что дверь за профессором закрылась, он повернулся и, глядя президенту прямо в глаза, решительно обратился к нему:

– Куиллер… предатель и сумасшедший. Он манипулирует вами и международными делами. Он работает на «контору», это глубоко законспирированный агент ЦРУ. Его группа контролирует ключевые посты правительства. Они погубят вас. Пентагон хочет вашей смерти, а Куиллеру надо убрать вас с дороги. Прошу вас, сэр, поверьте мне. А теперь улыбнитесь, господин президент, и, пожалуйста, продолжайте улыбаться, потому что он может войти в любую минуту.

– Вы понимаете, молодой человек, что мне сейчас сказали? – воскликнул президент. Несмотря на услышанное, Бурлингейм широко улыбался. – Представьте мне доказательства. Возможно, вы сами – душевнобольной. Но, может, и нет. Мне нужны факты.

Президент продолжал улыбаться, словно присутствовал на развлекательном зрелище. Макферрин был ошеломлен тем, что ему удалось зайти так далеко.

Какие же привести доказательства? Что он мог представить в качестве неоспоримого доказательства?

Неожиданно Макферрина осенило. Господи, как все просто! Как все просто, неоспоримо и однозначно. Боже милостивый!

– Моя смерть, – произнес Колин в тот момент, когда Куиллер уже входил в кабинет.

– До свидания, господин президент, – попрощался Макферрин с Бурлингеймом, оттесняемый Куиллером к двери.

– До свидания, до встречи, молодой человек, и удачи вам! – довольно громко ответил президент, снова устраиваясь за рабочим столом.

– Незаурядный молодой человек, – проговорил Эдвард Бурлингейм, когда Макферрин вышел из кабинета. – Что вы о нем знаете, о его прошлом?

– Ну, как же, – заметил Куиллер. – Первоклассный специалист, весьма добросовестный ученый, мастер на все руки. Имеет хорошие отзывы о работе в разведке, хорошо проявил себя в операциях во Вьетнаме и Греции. Затем он ушел в отставку и занялся преподаванием. Кстати, пользуется уважением у Пелиаса. Эд, мне на самом деле пришла в голову мысль, что Колина с успехом можно направить к профессору Пелиасу с нашими заверениями о поддержке. Надо бы подумать, посмотреть, что на сей счет думает Отис, поскольку это все-таки его вотчина.

– Игра не стоит свеч, так мне кажется, – заявил президент и откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову. – Парень показался мне неуравновешенным, думаю, он довел свою нервную систему до истощения. Видимо, слишком много работает. Ох, уж эти мне душные читальные залы! Я на вашем месте – на правах друга, конечно, – проконсультировался бы с его лечащими врачами.

– Серьезно? – недоуменно переспросил Куиллер. От удивления он чуть не выронил трубку изо рта. – На основании чего вы пришли к такому неожиданному выводу?

Бурлингейм поменял позу и соединил руки теперь на затылке:

– Итак, Фрэнклин, самое время приступить к работе над проектом послания. Пожалуйста, вы будете делать записи, я же попробую сначала перечислить вопросы, которые следует затронуть.

– Нет, действительно, Эд, вы расстроили меня, – вернулся к прежней теме Куиллер. – Я весьма благосклонно отношусь к Макферрину, и, поскольку собирался вновь подключить его к государственной деятельности, меня беспокоят ваши слова. Что дало вам основания полагать, что молодой человек нездоров?

– Послушайте, Фрэнклин, – возразил ему Бурлингейм. – Ведь я же не психиатр.

– Но я совершенно не понимаю, что заставило вас прийти к такому выводу, господин президент.

Президент положил теперь руки на стол и начал поигрывать карандашом. Он постукивал по чистому блокноту, отбивая определенный ритм, не спуская глаз с карандаша. Затем взглянул на своего советника.

– Мы теряем время по пустякам, Фрэнклин, – обратился он к Куиллеру. – Начнем с заверения о том, что я прекрасно себя чувствую и что в стране в целом царит спокойствие, и так далее, и тому подобное…

После этой тирады Эдвард Бурлингейм рассмеялся.

– Ну что вы, господин президент, – упрекнул его Фрэнклин Куиллер. – Подойдем к делу серьезно.

Однако смех президента не сгладил возникшее между ними напряжение. Ибо оба прекрасно понимали, что всеми силами постараются узнать больше, чем знали до сих пор. И в обоих уже сейчас зародилось подозрение, что им действительно есть что узнать.

Тем не менее президент Соединенных Штатов не намеревался возводить подозрение в конкретное обвинение, пока не разберется в первопричине и не получит соответствующие доказательства. Да, он подумает над этим, но временно отложит в сторону возможно не оправданное обвинение до тех пор, пока не появится основание поступить иначе. А тем временем он попробует докопаться до истоков вероятной измены.

Фрэнклин Куиллер, напротив, возвел подозрение в конкретное обвинение, не откладывая дело на потом. Фрэнклину Куиллеру не надо было искать подтверждения своим догадкам. Поскольку ответ был ему доподлинно известен!

Он знал, что перебежчик, наивный мечтатель с горящим взором, все-таки заговорил!

Куиллер взял себя в руки. В течение трех-четырех минут он добросовестно делал записи, потом извинился и попросил разрешения покинуть Овальный кабинет, сказав президенту, что должен ненадолго заглянуть к себе и взять секретную папку по Греции. Специальный советник извинился, что не был как следует готов к работе над речью, и быстро вышел из кабинета.