Фредерик Форсайт - День Шакала

- Ой, ради бога, простите, Жюль, а я думал, вам понравится. Сейчас приедем, и я все-все смою.

Бернар смягчился и пошел к машине. По дороге домой надо было еще заехать на Аустерлицкий вокзал за вещами нового друга - он попросил. На первом же перекрестке им преградил путь постовой. Едва он наклонился к водителю, как Шакал включил в машине свет. Полицейский взглянул на него и гадливо отпрянул.

- Allez! - скомандовал он без лишних слов и добавил вслед им: - Sales pedes*

* Езжайте!… Вонючие перерасты (фр.)

Еще раз остановили перед самым вокзалом и спросили документы. Шакал кокетливо хихикнул.

- Душка, милый, документы - и все? - спросил он, вытянув губы.

- А ну вас к чертям, - и полицейский отошел.

- Да не дразните вы их, - вполголоса попросил Бернар. - Еще арестуют, чего доброго.

Шакал забрал свои вещи под брезгливым взглядом кладовщика и бросил их на заднее сиденье.

За двести-триста метров от дома Бернара, на перекрестке, их опять остановили: патруль КРС, рядовой и сержант. Рядовой прошел к дверце, поглядел на Шакала и отшатнулся.

- Господи, боже ты мой. Куда едете? - рявкнул он.

Шакал поджал губы.

- Тебе, котинька, непонятно, куда?

Патрульный передернулся.

- Есть же на свете погань. Езжайте..

- Надо было у них все-таки документы спросить, - сказал сержант, когда красные огоньки уже исчезли за поворотом.

- Да ладно тебе, начальник, - отмахнулся тот, - так тоже нельзя. Ведь мы кого ищем? Который затрахал и прикончил баронессу, при чем тут педики?

К двум часам Бернар с Шакалом были на месте. Шакал попросил постелить ему на кушетке в гостиной, и Бернар спорить не стал, хоть и подглядывал в щелочку из спальни, когда гость раздевался. Мускулы какие, прямо стальные: Да, видно, нелегко будет его соблазнить, но дело того стоит.

Ночью Шакал обследовал холодильник в уютной, по-женски опрятной кухоньке и решил, что еды, пожалуй, хватит на три дня на одного, но на двоих - едва ли. Поутру Бернар хотел сходить за молоком, однако Шакал не пустил его - зачем, не надо, он больше любит сгущенное. Они поболтали, потом Шакал попросил включить телевизор, посмотреть полуденные новости.

Сообщили о розыске убийцы баронессы де Шалоньер, убитой двое суток назад. Жюль Бернар испуганно взвизгнул.

- Ой, не могу я все эти ужасы…

Экран заполнило лицо, приятное лицо молодого человека в массивных роговых очках, с темно-каштановой шевелюрой - вот он, убийца, американский студент по имени Марти Шульберг. Всех, кто его видел или что-нибудь о нем знает, просят…

Бернар, сидевший на кушетке, обернулся, поднял голову и подумал напоследок, что вовсе не голубые глаза у Марти Шульберга: глаза, глядевшие на него, когда стальные пальцы сдавили ему горло, были серые…

Через несколько минут тело бывшего Жюля Бернара, всклокоченного, с перекошенным лицом и вывалившимся языком, было запихнуто в стенной шкаф в прихожей. А Шакал присмотрел журнал на полке и уселся в кресло - ему надо было еще переждать два дня.

За эти два дня Париж перевернули вверх дном: такого еще не бывало. Проверили все гостиницы - от самых роскошных до самых паскудных, - да что гостиницы: все бордели, пансионы, общежития, ночлежки. По всем барам, ресторанам, ночным клубам, кабаре и кафе рыскали агенты в штатском, предъявляя фотографию и расспрашивая официантов, барменов, вышибал. Были задержаны семьдесят с лишним молодых людей, отдаленно похожих на убийцу, - потом их, извинившись, отпустили, поскольку все они оказались иностранцами, а с иностранцами, известно, разговор особый.

Останавливали прохожих на улицах, задерживали такси и автобусы, у всех проверяли документы. Въездные пути в Париж перегородили заставами; а ночным гулякам никакого житья не стало.

Сто тысяч государственных служащих - от инспекторов уголовного розыска до рядовых жандармов - были подняты на ноги. Примерно пятьдесят тысяч уголовников и иже с ними уясняли встречных и поперечных. В студенческом кафе, барах и клубах, на любых собраниях и встречах было полным-полно молодых и моложавых шпиков. Агентства по размещению иностранных студентов на частных квартирах получили соответствующие предупреждения.

Вечером 24 августа комиссара Клода Лебеля, который пребывал на субботнем отдыхе и, облачившись в поношенный свитер и латаные штаны, копался у себя в садике, вызвали по телефону к министру. Машина пришла за ним в шесть часов.

При виде министра Лебель слегка оторопел. Полновластный охранитель французской государственной безопасности выглядел усталым и измученным. Казалось, он состарился за двое суток: черные тени легли под бессонными глазами. Он указал Лебелю на стул перед столом; сел и сам в свое кресло-вертушку, в котором любил оборачиваться к площади Бово за широким окном. На этот раз он к окну не оборачивался.

- Не можем мы его найти, - обронил он. - Исчез этот ваш Шакал, точно сквозь землю провалился. И в ОАС наверняка знают не больше нашего, где он прячется. И уголовники ничего не разнюхали.

Он замолк и тяжело вздохнул, глядя через стол на невзрачного сыщика: тот лишь растерянно моргал.

- Боюсь, мы за целых две недели толком не поняли, с кем имеем дело. А вы думаете, где он?

- Здесь, в городе, - сказал Лебель. - Как вы распорядились назавтра?

Лицо министра болезненно перекосилось.

- Президент категорически не желает ничего отменять или изменять. Я разговаривал с ним нынче утром, он был очень недоволен и лишний раз подчеркнул, что завтра все пойдет по намеченному. В десять он зажигает вечный огонь у Триумфальной арки. В одиннадцать - торжественная месса в соборе Парижской богоматери. В двенадцать тридцать он будет возле усыпальницы героев Сопротивления в Монвалерьене; потом возвращается во дворец, на обед и на отдых. Отдохнув, вручит медали десяти ветеранам, о которых наконец-то вспомнили.

Это будет в четыре, на площади перед Монпарнасским вокзалом, так он приказал. Через год, вероятно, вокзал уже снесут, это в последний раз.

- С толпой как будет? - спросил Лебель.

- Мы это все вместе продумали. Публику будут держать дальше обычного. И стальные барьеры будут поставлены за несколько часов до каждой церемонии, а внутри оцепления все обыщут, вплоть до канализации. Каждый дом, каждую квартиру. Перед каждой церемонией и во время ее на крышах разместят наблюдателей. За барьеры пропускаются только должностные лица - те из них, кто принимает участие в церемониях.

Мы приняли чрезвычайные меры. Даже на карнизах собора будут расставлены полицейские: на крыше и у шпилей - тоже. Священников, служек и певчих обыщут всех до единого. Полиции и агентам КРС завтра утром будут розданы особые значки - вдруг он попробует между ними затесаться.

А за последние сутки мы еще надумали поставить ему в «ситроен» пуленепробиваемые стекла. Вы, кстати, об этом молчок, даже президент не должен об этом знать, он просто в ярость придет. Машину ведет, как всегда, Марру, ему сказано ехать побыстрее, а то как бы наш голубчик не вздумал обстрелять машину на ходу. Дюкре подобрал рослых ребят, чтобы получше прикрыть генерала незаметно от него.