Ирвинг Уоллас - Документ «Р»

— Я тоже в это верю, мистер Пирс. Но прежде всего надо покончить с преступностью. И тридцать пятая поправка сумеет это сделать. Вот потом, когда будет восстановлен порядок, мы сможем заняться и другими насущными нуждами.

— Нет, — покачал головой Пирс. — Что станет с нашим образом жизни, утрать мы Билль о правах? Правительство сможет призывать молодежь в армию на неопределенный срок, не давая никаких к тому объяснений и оправданий; направлять молодежь на работу туда, куда сочтет нужным. Студентов, выступающих против правительства, будут бросать по приказу президента в федеральные тюрьмы. У американцев — и у молодых и у старых — будут безо всякой компенсации отбирать их собственность. Имена людей, посылающих своим конгрессменам письма с критикой их действий, будут передаваться полиции для ареста этих лиц. Редакторы газет, порицающих действия правительства, будут предаваться аресту…

Шли минуты, но вот наконец пытка кончилась. Коллинз сухо простился с Пирсом и Ванбруком.

Теперь он понял, что должен делать, и нас спустя, входя в зал заседаний отеля, где проходил съезд ассоциации американских юристов, твердо знал, как сейчас поступит. Обмениваясь приветствиями с сидящими в президиуме руководителями ассоциации, он уселся на отведенное ему местo подле председателя Верховного суда Джона Мейнарда.

— Простите, мистер председатель… — улучив момент, прошептал Коллинз.

— Да? — склонился к нему Мейнард.

— …Не могли бы вы уделить мне пять минут для беседы наедине после заседания?

— Разумеется, мистер Коллинз. Мы с женой остановились в этом же отеле на третьем этаже, но она отправилась по магазинам, и нашей беседе никто не помешает.

Обрадованный Коллинз откинулся на спинку стула. Ему сразу стало легче. Но, услышав, как его витиевато представляют аудитории в качестве первого оратора, он снова задумался о тридцать пятой поправке, и глубокое уныние вновь охватило его. Он вынул из папки текст своей речи. Начало и конец ее особо акцентировали значение и актуальность тридцать пятой поправки.

Перелистывая страницы, Коллинз начал вычеркивать абзац за абзацем. Теперь его речь стала совершенно беззубой — призыв к гибкости, приглашение к дискуссии, но не более.

Два часа спустя после своего скомканного выступления Коллинз сидел на краешке стула в гостиной апартаментов Мейнарда, пытаясь словами выразить чувства и мысли, мучившие его целый день.

— Мистер председатель, — начал он наконец. — Я объясню, почему просил встречи наедине, и сразу начну с дела. Я бы хотел узнать ваше мнение о тридцать пятой поправке к конституции.

Мейнард, расположившийся на диване с трубкой и кисетом, поднял, нахмурившись, голову.

— Вы задаете этот вопрос лично или как представитель власти?

— Лично, — сказал Коллинз, — и продиктован он моим растущим беспокойством.

— Понимаю.

— Я с величайшим уважением отношусь к вашему мнению и очень хотел бы выслушать вашу оценку самого противоречивого и самого значительного законопроекта в истории страны.

— Да, тридцать пятая… — пробормотал Мейнард, раскуривая трубку. — Как вы можете догадаться, я против столь драконовского законодательства. Злоупотребление им может задушить Билль о правах, превратить страну в тоталитарное государство. Разумеется, такого разгула преступности и беззакония, как сейчас, не знала еще наша история. Но ограничение свобод не даст окончательного решения проблемы. Нищета — вот мать преступности, и мы это знаем. Я согласен с Беном Франклином — тот, кто покупает безопасность отказом от свободы, не стоит ни свободы, ни безопасности… Да, тридцать пятая поправка может дать нам безопасность. Но только за счет свободы. Это неразумная сделка, и я всецело против нее.

— Почему вы не заявите это публично? — спросил Коллинз.

— А вы? — ответил вопросом на вопрос Мейнард. — Почему не выступаете против, поправки вы, министр юстиции?

— Потому что тогда я больше не буду министром юстиции.

— Так ли это важно?

— Да, потому что, оставшись на этом посту, я смогу сделать больше хорошего, чем лишившись его. И потому что к моему голосу не прислушаются так, как к вашему. Таким доверием страны, как вы, я не пользуюсь. К вашему голосу прислушиваются и избиратели и законодатели.

— Погодите-ка минутку, мистер Коллинз, — сказал Мейнард, кладя трубку в пепельницу. — Должен признаться, что вы окончательно сбили меня с толку. Вы спросили меня, почему я не выступаю против поправки, и я ответил вам вопросом на вопрос. Я ожидал услышать, что вы не выступаете против поправки, потому что поддерживаете ее. Вместо этого вы даете мне понять, что разделяете мои взгляды на нее. Я просто не понимаю вас. Я полагал, что вы, так же как президент, лидеры конгресса и директор ФБР, являетесь сторонниками поправки. Не далее как сегодня, два часа назад, вы вроде бы призывали в своей речи уделить ей самое пристальное внимание. Что-то вы меня запутали.

— Наверное, потому, — кивнул Коллинз, — что я изрядно запутался сам. Сегодняшняя речь была написана заранее и прочитана по настоянию президента Уодсворта. Но со вчерашнего дня у меня появились основания для все более и более растущих подозрений по поводу поправки и страхов по поводу возможных злоупотреблений ею. Думаю, что теперь я полностью разделяю ваше к ней отношение и, пожалуй, лучше подам в отставку, чем соглашусь еще раз выступить в ее защиту. Но пока что я предпочел бы оставаться на посту министра. Мне нужно довести до конца важное дело, прежде чем я смогу позволить ребе открытое выступление. Однако голосование в Калифорнии приближается, время на исходе, и люди должны услышать авторитетный для них голос. Поэтому я и призываю выступить публично вас. Только вы можете уничтожить тридцать пятую поправку.

— Что ж, я объясню вам, почему мое выступление невозможно, — ответил Мейнард. — Не знаю, известно это вам или нет, но полтора года назад члены Верховного суда приняли постановление по вопросам этики. Никто из нас не должен устно или письменно выступать в поддержку или осуждение того или иного юридического вопроса, который потенциально может оказаться в компетенции Верховного суда. Я не могу публично обсуждать поправку, по поводу которой мне, возможно, придется выносить судебное решение или толкование в моем официальном качестве. Есть, разумеется, один выход, — сделав паузу, продолжал Мейнард. — Я ведь всегда могу подать в отставку. Тогда я буду волен сказать все, что захочу. — Он покачал головой. — Но пока мне кажется, что сложившаяся обстановка не требует столь решительных шагов.

— «Сложившаяся обстановка», — повторил Коллинз. — Но предвидите ли вы обстоятельства в будущем, при которых вы решили бы подать в отставку и публично выступать против тридцать пятой?