Юлиан Семенов - Экспансия – III

— Я ничего не понимаю…

Штирлиц дождался, пока прошел состав, проводил взглядом нескольких пассажиров и заметил:

— Времени на раздумье у вас мало. Поезд уйдет через двадцать минут, господин Баум. Я дерусь за жизнь, и в этой драке нельзя жить без страховки. Я крепко подстрахован. Так же, как вы. Но мне терять нечего, я одинок, а у вас семья. Думайте.

— Где Ганс?

— Там, где ему следует быть.

— Он жив?

— Да. Кстати, вы уберете его отсюда, передислоцируете в другое место, я отныне не хочу его видеть…

— Что он вам еще сказал?

— Я отвечу. Но только после того, как мы вместе смотаем туда, где мои междугородные разговоры не будут слушать здешние любопытные телефонистки, которым вы платите премию за информацию.

— Какова возможная прибыль от дела?

— Не знаю. Пока не знаю. Но я рассчитываю принимать здесь не менее пятисот американских горнолыжников. Это — много. Это — деньги.

— Сколько я должен буду внести в предприятие?

— Гарантию моей жизни и нашу дружественность.

— Что еще?

— Ничего.

— Но вы понимаете, что в Мюнхене вами заинтересуются еще больше, узнав, что вы в контакте с «гринго»…

— Понимаю. Однако от вас зависит все: либо вы даете информацию Гелену, что ко мне выгодно и дальше присматриваться: «возникают интересные возможности, он нужен живым », либо предлагаете выдать меня властям, выкрасть, устранить. Все зависит от вас. Если со мной что-то случится, помните — я подстрахован. Мое горе вернется к вам бумерангом.

— Хорошо, а если я откажу вам?

Штирлиц пожал плечами:

— Ваше дело, господин Баум. Но отказ поставит под удар всю вашу цепь . Я знаю ее… С самого севера. С Игуасу… И повинны в этом громадном провале будете вы. Именно вы.

— Почему именно я?

— Потому что ваши коллеги были благоразумнее. Они понимают лучше, чем вы, что мы — в конечном-то счете — делаем одно и то же дело. Пример с Гансом — явное тому подтверждение. О других я умолчу, это асы Гелена, я дорожу их дружбой. Мы дружим с ними, господин Баум. Они верят нам.

— В таком случае назовите имя хотя бы одного из наших асов.

— Ну, этого-то я никогда не сделаю.

— Значит, блефуете.

— Это самоуспокоение на десять минут. Потом наступит пора мучительных раздумий и раскаяния. Вам известен мой ранг в СД?

— Да.

— Вы понимаете, что я унес с собой определенную информацию из рейха, и на вас в частности: «нелегальный резидент гитлеровского вермахта в Аргентине с тридцать девятого года по девятое мая сорок пятого»?

— Да.

— Вы понимаете, что я могу распорядиться этой информацией и к своей пользе, и к нашей общей?

— Понимаю.

— В таком случае: что интересует Гелена — только в связи со мной?

— Передвижения.

— Еще?

— Контакты.

— С кем?

— Со всеми.

— И ничего больше?

Баум закряхтел; растерянность на его лице была очевидна: человек попал впросак, мучительно ищет выход из трудного положения.

— Ну, давайте же, время…

— Повторяю: контакты. Все контакты… Особенно — с аргентинцами… Точнее, с одним аргентинцем…

— Имя! — Штирлиц прикрикнул, чувствуя, что теряет ритм и натиск.

И Баум сдался:

— Сенатор Оссорио… Бывший сенатор, так вернее…

— Кто его должен ко мне подвести?

— Не знаю. Но — подведут. Ждите. У него есть материалы, которыми интересуется Центр. Это связано с работой комиссии сената по расследованию антиаргентинской деятельности. Люди Перона не смогли их получить, документы исчезли. Вы, как считают в Мюнхене, ищете именно эти материалы…

— Значит, после того, как я их получу, вы должны убрать меня?

— Не знаю.

— Кто возьмет билеты? — спросил Штирлиц.

— Вы.

Из соседнего городка Штирлиц заказал три телефонных разговора: один с ФБР (в Кордове он не зря спросил у Джона Эра номер коммутатора), второй с Краймером, а третий номер был вымышленным.

Когда ответил низкий голос: «Федеральное бюро расследований, доброе утро, слушаю вас», — Штирлиц попросил соединить его с мистером Макферсоном (от Роумэна знал, что этот человек, руководитель подразделения по наблюдению за европейскими эмигрантами, умер семь месяцев назад); бас пророкотал, что мистер Макферсон больше не работает в управлении: «Очень сожалею, может быть, соединить с кем-то еще из его группы?» Штирлиц поблагодарил, сказав, что он перезвонит в другой раз. Краймеру он сказал, что необходима ссуда, пара тысяч долларов, все остальное он берет на себя; «и, пожалуйста, отправьте то, о чем я вас просил; время; теперь я готов к встрече»; третьего разговора не стал дожидаться, вышел из кабины и попросил Баума:

— Выкупите у барышни в бюро заказов бланк с номерами, не надо, чтобы здесь оставались те номера, я напишу ей другие…

И Баум сделал это; Штирлиц порвал бланк, бросил в урну и вышел из почты; на улице Баум схватился за живот: «Сейчас я вернусь, это на нервной почве». Идет подбирать обрывки бланка, понял Штирлиц, очень хорошо, пусть, как раз в это время я и отправлю письмо Роумэну…

«Л» . [16] «Л» — псевдоним сотрудника ЦРГ Липшица. — Мистер Краймер, я пригласил вас для того, чтобы задать ряд вопросов, связанных с вашей поездкой в Аргентину.

Краймер. — Во-первых, представьтесь, во-вторых, объясните, отчего я вызван в Центральную разведывательную группу, в-третьих, будет ли наше собеседование носить такой характер, что я должен пригласить сюда своего адвоката?

«Л». — Меня зовут Джозеф О'Брайен, я консультирую ЦРГ по вопросам Латинской Америки, где в равной мере опасны как бывшие нацисты, так и коминтерновские представители, готовящие путчи против законно избранных правительств. Это ответ на ваш первый вопрос. Соединенные Штаты не могут не проявлять оправданного беспокойства о своих южных соседях, — так было, есть, так будет. Поэтому ЦРГ внимательно наблюдает за происходящими в том регионе процессами. Это ответ на ваш второй вопрос. Полагаю, что приглашение вашего адвоката нецелесообразно, ибо против вас не выдвигают никаких обвинений, а хотят поговорить как с патриотом этой страны…

Краймер. — «Хотят»? В разговоре примет участие еще кто-нибудь?

«Л». — Как человек, получивший филологическое образование да еще работающий в рекламе, то есть постоянно соприкасающийся со словом, вы очень тщательно следите за фразой. А я говорю с вами совершенно открыто, не придавая, видимо, отдельным словам должного значения… Приношу извинение… Говорить с вами буду я. Один.

Краймер. — Это если я соглашусь разговаривать с вами один на один.

«Л». — Да, конечно, это ваше право, мистер Краймер. Вы можете пригласить адвоката… А можете и вовсе отказаться от собеседования, это право вам гарантирует конституция этой страны.