Лев Гурский - Опасность

Сначала я вообще ничего не увидел. Потом заметил, наконец, некоторые следы его присутствия: дверь хибары старика Бредихина уже была открыта и болталась на одной петле, а от лестницы, ведущей вниз, остался жалкий огрызок. Пока я рассматривал эти следы разрушений, из двери выглянул сам Бредихин. И во время нашей первой встречи старик с берданкой выглядел страшновато, а уж теперь – и вовсе напоминал первобытного охотника. Если, конечно, допустить наличие у первобытных людей огнестрельного оружия.

– Квартиру ему… – сказал Бредихин и радостно сплюнул вниз. После чего дверь со скрипом встала на прежнее место.

Я проследил за траекторией плевка Бредихина и понял, что Рыжего мне опасаться больше нечего: мусорная горка под бредихинской лестницей увенчалась неподвижной фигурой в костюме в крапинках конфетти. Рыжий затылок был неподвижен. Как видно, рыжий мордоворот точно исполнил мою смертельную инструкцию: сказал и про квартиру, и про Оливера.

И старик наконец-то дал достойный отпор. На квартирный вопрос дал недвусмысленный квартирный ответ из двух стволов.

Никаких угрызений совести я не почувствовал. Старик сделал то, что давно хотел. А двух добрых людей мне жалко не было: сами напросились. Кто-то им, конечно, приказал. Они, разумеется, постарались исполнить. В меру возможностей. Теперь уже – ограниченных. До нуля.

Я снова попытался встать и снова – безуспешно. Кажется, я все-таки ушибся, когда выпрыгивал из машины. Однако это было меньшим из двух зол. Большее – вместе с заборчиком и автомобилем – покоилось в котловане.

На песке рядом с моей короткой сидячей тенью возникла еще одна. Чуть-чуть подлиннее, самую малость.

– Что же вы наделали! – с упреком сказал детский голос.

Я медленно повернул голову. Пацан лет десяти в желтой панамке и аккуратном синем костюмчике стоял за моей спиной. Глаза у него были зеленые – как результат арифметического сложения цветов панамки и костюмчика. В руке пацан держал кинжал. Сперва я решил, будто кинжал деревянный или пластмассовый, но, присмотревшись, осознал свою ошибку. Это была профессиональная зэковская работа: ее всегда узнаешь по прихотливой плексигласовой рукоятке с розочкой.

– А что я такого наделал? – спросил я вооруженное дитя, машинально оглядев кучу песка, куда я приземлился. Мне пришло в голову, что я ненароком мог раздавить песочный замок и что теперь обиженный мальчик пырнет меня ножом. Благо у него-то руки свободны.

– Еще спрашиваете! – пацан по-взрослому вздохнул и указал пальцем на поваленный зеленый забор. – Ваша работа?

– Как тебе сказать… Скорее нет, чем да, – весьма неопределенно ответил я ребенку. – Машина, по крайней мере, не моя.

– Все равно, – сказало рассудительное дитя. – За этот забор Оливер вам точно голову открутит. Он его только вчера поставил и покрасил…

– Может, мне убежать побыстрее? – поинтересовался я у мальчика. – Пока Оливера нет.

– От него разве убежишь… – грустно поведал пацан. – Его только придурочный Кол не боится. – Ребенок с ножиком кивнул в сторону бредихинской хибары, и я таким образом узнал дворовое прозвище Николая Федоровича. Кол – звучит грозно. Впрочем, дедушка старый, ему можно.

– А если я все-таки попытаюсь сбежать, – осторожно произнес я, – ты меня не выдашь Оливеру?

– Не выдам, – очень серьезно пообещал пацан.

– Вот и отлично. – И я предпринял очередную попытку встать. На сей раз затея моя увенчалась успехом. Вот только идти по улице со связанными руками – занятие обременительное.

Мальчик был, видимо, того же мнения.

– Дядя, а у вас руки связаны, – напомнил мне он голосом школьного учителя, застукавшего ученика за списыванием.

– Неужели? – пробормотал я. – Да, действительно. Жалко, что твой столовый ножичек туповат, а то бы ты смог разрезать этот ремень.

Ребенок насупился. Слова мои уязвили его в самое сердце.

– Он не столовый, – сурово возразило мне зеленоглазое дитя. – И это не ножичек, а настоящий охотничий кинжал. Знаете, какой он острый? Хотите, докажу?

– Ну, попробуй, – скучающе сказал я, словно делая пацану одолжение. Повернувшись к нему спиной, я добавил: – Но ремень этот такой толстый…

– Подумаешь! – выпалил за спиной ребенок и стал с ожесточением пилить мои путы. Кинжал был и впрямь заточен отменно и, если бы я вовремя не спохватился и не обернулся, дитя в творческом порыве отпилило бы мне еще и большой палец.

– Хороший ножик, – похвалил я, уберегшись от членовредительства. Руки мои теперь были не только свободны, но и, как ни странно, целы. Следовало бы прочесть ребенку лекцию о вреде холодного оружия или даже конфисковать опасный предмет. Однако с моей стороны это было бы свинством.

– Это не ножик, – упрямо повторил пацан. – Говорю же вам – охотничий кинжал. Вы глухой, что ли?

– Ладно, – согласился я. – Тебе виднее. Ты мне помог – и я тебе помогу. Скоро сюда приедет милиция. Если ты хочешь, чтобы твой кинжал остался с тобой, спрячь его подальше…

– Подумаешь, милиция, – пренебрежительно сказал пацан. – Разве они чего могут? Оливер сказал, что вся здешняя милиция у него в кармане.

– Ну, смотри… – Я, как мог, отряхнулся от песка и заковылял по направлению из опасного дворика. Нет, с ногой, кажется, было все в порядке. Просто отсидел. Сейчас ее разомну – и все пройдет.

Прежде чем покинуть дворик, я все-таки обернулся. Зеленоглазый пацан, потеряв интерес к поваленному забору и машине в котловане, играл на песке сам с собой в ножички. Вернее сказать, в кинжальчики. Острие не хотело держаться в рыхлом песке, но ребенок был настойчив.

– Эй! – окликнул я его напоследок. – А? кто такой, кстати, Оливер?

Пацан оторвался от своего занятия и взглянул в мою сторону с упреком. Даже странно было, что такой взрослый дяденька задает такие ерундовые вопросы. Словно бы я его вдруг спросил, в какую сторону идет дождь – сверху вниз или снизу вверх.

– Оливер – это который в нашем дворе строит, – сказал он.

– Что строит? – уточнил я, про себя удивившись. По моим расчетам, Оливер должен был быть, как минимум, местным крестным отцом.

– Ресторан, – коротко ответил мальчик и больше уже не обращал на меня никакого внимания. Из-за своей глупости я сразу и быстро ему надоел.

Растет в народе авторитет московских строителей, думал я, отыскивая в ряду декоративных телефонов-автоматов хотя бы один работающий. А может быть, все прочие авторитеты так здорово падают, что строительский укрепляется сам собой? Во всяком случае надо поздравить нашего дорогого мэра. Все его предшественники предпочитали только строить рожи. А в самом лучшем случае – строить планы. А наш-то, энергичный…

Тут я обнаружил нормальный телефон-автомат и сразу выкинул мэра из головы. Сперва я позвонил в мавзолей, наслушался длинных гудков и бросил трубку. Если через полчаса никто не подойдет, я поеду туда сам. Не может быть, чтобы мавзолейный профессор Селиверстов так долго обедал. Или вдруг у них консилиум? Обсуждают, может статься, состояние здоровья мумии…