Александр Афанасьев - Сожженные мосты часть 7

11 августа 2002 года

Российская Империя, Казань.

Казанский Кремль

Кремль, крепость в центре города, его административный и политический центр, был в каждом городе России, построенном в средние века или даже ранее. Где-то, как например, в Новгороде Кремль был архитектурной достопримечательностью, объектом для привлечения туристов в город и не более того. Где-то, как в Москве – в Кремле жил губернатор какой-то области необъятной Империи. Особое место занимал казанский Кремль, кремль города, который по возрасту старше, чем Москва и Санкт-Петербург, который не является столичным – но занимает законное место в числе самых развитых и экономически значимых городов Империи. Города, в котором одновременно находятся штаб-квартиры компаний, контролирующих нефть Востока, и значительную часть исламского финансового капитала страны, который известен тем, что входит в проекты не за проценты, а за долю в бизнесе, и поэтому на нем держится половина российских инновационных разработок. Город, единственный в мире, где пересекаются две ветки стратегической железной дороги, ведущие с севера на юг и с запада на восток – это пересечение обслуживал железнодорожный терминал под Казанью, столь огромный, что он сам был маленьким городом. В казанском Кремле был не только дом генерал-губернатора – но и резиденция мусульманского духовного управления, духовно окормляющего шестьдесят процентов населения страны*. Казанский Кремль был единственный, не считая московского – который служил средоточием власти. И символом его были не только белые стены, высящиеся на крутом берегу – но и огромная мечеть с четырьмя минаретами, горделиво возвышающимися над Казанью и по вечерам – подсвечиваемыми снизу прожекторами. Пять раз в день правоверные собирались здесь на намаз, повинуясь зову азанчи.

Ближе к вечеру над казанским Кремлем, где была вертолетная площадка, завис вертолет. Это был обычный армейский тяжелый вертолет Сикорского, не машина особой авиаэскадрильи – а вертолет, принадлежащий шестьдесят шестой, лейб-гвардии десантно-штурмовой дивизии. По понятным причинам – все самолеты и вертолеты Особой авиаэскадрильи были поставлены на прикол, а Цесаревич, теперь уже император Николай Третий, правда еще не прошедший обряд помазания на царство, но уже принявший присягу гвардейских полков – пользовался вертолетом, приписанным к той дивизии, в которой он служил. По той же самой причине его сейчас охраняли десантники этой же дивизии. Уже три дня в стране действовал режим чрезвычайного положения.

Опытный летчик ювелирно посадил машину на площадку, предназначенную для вертолетов в полтора раза меньших по размеру, первыми из вертолета высыпали несколько десантников, организовав охраняемый периметр. Уже было известно о том, что исламские экстремисты после последних событий приговорили Августейшую семью к смерти, и рисковать никто не хотел, даже здесь. Императрица, которая была на поздних сроках беременности, и у которой случилась истерика, сидела безвылазно в Екатеринбурге, куда была тайно перевезена из Царского села, считавшегося уязвимой мишенью для террористов. Само Царское село помимо обычной охраны охранял десантный полк. Все спецслужбы отрабатывали ранее не встречавшуюся в реальности ситуацию "Атом" – возможное террористическое нападение с применением ядерного оружия. К двум болевым точкам на карте Империи – югу (Персия) и западу (Польша) стягивались все новые части, они стояли не в городах, как обычно – а по-полевому, рассредоточившись на местности и принимая все меры к тому, чтобы снизить ущерб от возможного ядерного удара. В стране был объявлен семидневный траур по погибшим.

Когда десантники обеспечили периметр – из вертолета вышел и сам Николай, сильно осунувшийся, с нездоровым блеском в глазах. За последнее время он спал урывками, проводил совещание за совещанием, встречался с людьми. Мало кто знал, что он лично побывал в Басре, прилетев туда на несколько часов – ближе к месту трагедии его не подпустила охрана, даже эта поездка была предпринята вопреки категорическим возражениям.

– Оставайтесь здесь – сказал он вышедшим следом десантникам, каждый из которых был вооружен автоматом и каждый из которых имел приказ не отходить от Государя дальше, чем на пять метров. Десантники отрицательно качнули головой – они имели приказ, и отменить его не мог сам Государь.

Устало махнув рукой, Государь пошел навстречу маленькой группе встречающих его священнослужителей.

Встреча состоялась в небольшой, причудливо для русского человека обставленной комнате, в одном из крыльев казанского Кремля. В комнате не было ни единого предмета мебели – только ковры и накрытый достархан. Достархан накрыли, не спрашивая Государя – он был гостем, а по местным традициям гостя следовало накормить, прежде чем приступать к делам – и отказ преломить хлеб принимался здесь за оскорбление.

Государь служил на Востоке – поэтому, хоть и с трудом, но он сумел расположиться перед достарханом с должным удобством, так, чтобы не затекали и не болели ноги – непривычному человеку это было невозможно сделать. Напротив него сидел среднего роста старик с длинной, седой бородой и черными, блестящими как маслины глазами. Несмотря на то, что этот человек был стар – ни в его облике, ни в его поведении не было заметно ни единого признака увядания, в свои восемьдесят с лишним старик был бодр и деятелен. В жестах и взгляде проскальзывала властность и непререкаемость – оно и неудивительно, старик был кади, судьей и входил в состав Совета Судей, в который входили известные и уважаемые всеми шариатские правоведы из Мекки, Медины, Багдада, Абу-Даби и Казани. Совет Судей был одним из высших органов уммы – мусульманской общины, он имел право судить правоверных и поступки их по нормам шариата, а решение его было прецедентом для нижестоящих кади. Каждый из кади был правоведом и специалистом по шариату, по меньшей мере, с тридцатилетней практикой. Этот старик был кади сорок с лишним лет, и знал еще Александра Четвертого Великого.

Первым делом подали чай, молоко и хлеб, старик знал, что русские не едят пищу всухую, и поэтому приказал подать чай к традиционной лепешке. Лепешку преломили натрое (один из десантников был в комнате, и как гость имел право на свою часть лепешки) и съели, запив очень крепким, почти дегтярной черноты чаем. Потом старик жестом приказал подавать плов – он не знал о вкусах гостя, но долг гостеприимства требовал накормить его досыта, и потому на стол подали плов: самое распространенное и популярное блюдо.