Томаш Ржезач - Пациент доктора Паарелбакка

Спать ложился рано, вставал поздно.

Я ждал.

— Пока не представлялось случая ни с кем познакомиться, — ответил я. — Да и не знаю, как они меня примут. Ведь они, так сказать, старожилы. Наполовину швейцарцы…

Комиссар сморщил нос, будто почувствовал неприятный запах. Судя по фамилии, он был родом из кантона Люцерн, а значит, что ни на есть швейцарцем из швейцарцев, и поэтому не любил пришельцев. Слишком шумливых, расточительных и беспорядочных.

— Придет время — познакомитесь, — заметил он.

— Не сомневаюсь. Хотя, честно говоря, меня больше удовлетворили бы знакомства в среде разнонациональной.

К прошлому возврата нет… У меня нет желания встречаться с кем бы то ни было лишь потому, что он родился в той же стране или даже в том же городе, что и я.

В эту минуту я еще не мог определить, сколько пройдет времени до того, как мне удастся наконец приступить непосредственно к своей основной миссии. И я дорабатывал пока свою легенду. В мои планы совсем не входило внедряться в среду чешских эмигрантов.

— Разумно, — согласился со мной Готфрид Ауфдермауэр, — в этом есть свои преимущества. Но вы говорили, что хотели бы заняться торговлей. А как у вас с языками?

И, не дожидаясь моего ответа, раскрыл папку с наклейкой: «ЯРОСЛАВ БЛАЖЕК». Полистал ее и, кивнув головой, удовлетворенно прочел:

— «Немецким владеет отлично», это я слышу и собственными ушами, — добавил он от себя. — «Английским — разговаривает и пишет, французским — тоже». Ну… Ну… Хорошо. Русским… Тоже может пригодиться… — Он слегка наклонился вперед и оперся руками о 1стол. — По-английски вы говорите так же, как по-немецки?

— Я бы сказал — даже несколько лучше. Просто у меня было больше практики. Я об этом писал в своей биографии. А вот французский мне придется несколько освежить в памяти.

— А итальянский?

— Заказать себе обед я в состоянии. А вот с большим не справлюсь.

Он улыбнулся.

Да, пожалуй, впервые это была действительно улыбка или почти улыбка, а не та искусственная гримаса вежливости, что предписывается служебным этикетом. Невзначай я затронул верную струну, и в человеке по фамилии «На стене» взыграла традиционная швейцарская неприязнь и пренебрежение к итальянцам.

Готфрид Ауфдермауэр махнул рукой и заявил:

— Ну, необходимое вы доучите и наверстаете…

Потом, пожав плечами, он добавил, что с итальянцами у них всегда были и будут нелады. И уставился на меня.

Я сидел, положив руки на колени, и старался выглядеть так, как мне и пристало: то есть как человек, у которого решается судьба. Но все же и не слишком приниженно, ибо знал себе цену и хотел это подчеркнуть. Да, в этот момент решалось многое. Если мне помогут устроиться на работу за банковской перегородкой или в конторе какой-нибудь страховой компании, мне придется принять эту должность. И с благодарностью. Хотя ныне, конечно, не 1968 год, когда в Швейцарии на рынке труда предложение намного превышало спрос, а год 1978-й. Правда, и сейчас тут ощущается нехватка рабочих мест. Однако… Опять это почти фатальное — однако. Такая работа прикует меня к канцелярскому стулу почти на девять часов в день. Тут ведь действительно не то, что у нас, за весь день отлучишься лишь на пару минут выпить пива или что-нибудь купить… А мне необходима возможность свободного передвижения. Ну, хотя бы, скажем, должность разъездного агента по продаже нижнего белья… Мне, собственно, все равно, чем заниматься. Главное — постепенно добраться до Голландии и притом так, чтоб моя поездка туда имела вполне достаточное обоснование и целиком укладывалась в рамки моей легенды.

— При вашем опыте и знании языков, — сказал руководитель отдела полиции для иностранцев, — я бы чувствовал себя увереннее. Главное, вам очень поможет английский язык.

— Я был бы вам весьма благодарен, господин комисcap, если бы вы помогли мне. Хотя бы сориентироваться.

Он кивнул и протянул руку к телефонной трубке.

«Ну, держись, Ярослав, — сказал я себе, — если уж тебя направляет на работу полиция — быть тебе под постоянным полицейским надзором. Это азбучная истина…»

За окнами на противоположной стороне улицы вспыхнула розово-голубая неоновая реклама мебельной фирмы «Мобель Пфистер». Шум автомобилей постепенно утихал. Над перекрестком промелькнули огоньки троллейбуса — тусклые и одинокие. А Готфрид Ауфдермауэр тем временем говорил по телефону. Он перешел с литературного немецкого языка на швейцарско-немецкий диалект, и я, как ни вслушивался, с трудом понимал лишь каждое третье или пятое слово. Из этих третьих или пятых слов мне удалось все-таки составить себе представление о том, что он кому-то рекомендует одного «тшеха», говорит о моем знании языков и высокой квалификации. Наконец он сказал: «иш гуэт», то есть «хорошо», а закончил разговор французским «мерси».

Готфрид Ауфдермауэр положил трубку на вилку аппарата. Выпрямился в кресле. Потом наклонился, что-то начертал на листке меловой бумаги и, протянув его мне, сказал:

— Завтра в десять утра, господин доктор, вас буду! ждать по этому адресу. Это крупная международная фирма, и ваша специальность имеет прямое отношение к сфере ее деятельности. Полагаю, вам понравится там и вы будете довольны.

Я прочитал «САССЕКС Кеми инкорпорейтед», Ле-венштрассе, 3, Люцерн».

Заикаясь, произнес я Слова благодарности, произнес именно так, как это и сделал бы беглый торговый деятель с долголетней практикой, но которого эмиграция все же сбила с ног. Так что в заиканье этом будто бы действительно проявилась моя искренность. «САССЕКС Кеми инкорпорейтед» являлась одним из филиалов фирмы «Ше-рико, Нью-Джерси», которую в Голландии представлял Гайе ван Заалм.

Да, Готфрид Ауфдермауэр умел разбираться в людях того типа, который я изображал. И потому он улыбнулся, пожелал мне удачного старта и пожал руку.

* * *

— Но об Испании в этом плане я вообще ничего не знаю! — воскликнул я. Заведующий торговым отделом «САССЕКС Кеми инкорпорейтед» Барри Рейнолдс весело осклабился. И вместе с ухмылкой вокруг его шишковатого с лиловыми прожилками поблескивающего носа приподнялись рыжие, подкрученные кверху гусарские усы.

— Узнаешь, — ответил он и пожал плечами, на которых лежал отлично скроенный серый в мелкую красную клеточку пиджак фасона «эстергази».

— Для такого мастака, как ты, — продолжал Барри Рейнолдс, — это не проблема.

От него приятно пахло горьковатыми дорогими духами, хорошим виски, и вообще он распространял вокруг себя атмосферу довольства, обычно сопутствующую удачливым людям.

Мы познакомились всего полчаса назад, а он уже предложил мне перейти на «ты» и помог выполнить формальности, связанные с зачислением на работу. Походя он разъяснил мне, что жалованье — и без того достаточно высокое — всего лишь скромное начало на двухмесячный испытательный срок.