Миклош Сабо - Тихая война

«У этих жизнь будет лучше, чем у нас! Наверняка…» — подумал дежурный. Эта мысль снова заставила его помрачнеть — ведь столь смутная надежда не имела опоры в настоящем.

Настоящее… Оно казалось настолько безысходным, что не могло внушить ничего, кроме страха перед неизвестностью.

Беспокойство вновь сдавило ему сердце. Он вернулся на пост и взглянул на часы: с тех пор как двое неизвестных поднялись на лифте, прошло четверть часа.

«Четверть часа!.. Это слишком мало для серьезного разговора, но слишком много для ожидания. А для допроса? Что, если контрразведчики там, наверху, уже избивают их дубинками? Или вошедших задержали и теперь ждут прихода следователя, вызванного по телефону?»

Тут унтер-офицер вспомнил о том, что должен был сделать в случае неудачи переговоров и угрозы провала. Двое храбрецов, проникших с его помощью в логово врага, будут выбираться сами. Они спустятся сюда, в проходную, и немедленно скроются, а он как дежурный обязан прикрыть их отход любыми средствами.

Он выдвинул ящик стола и, словно ища что-то в его глубине, незаметно придвинул к себе пистолет, дослал патрон в патронник и поставил курок на боевой взвод.

«Что это даст? Ничего. Один в поле не воин. — Сомнения опять охватили молодого человека. Он подавил их усилием воли. — Неправда. Ведь преследователи никак не ожидают выстрела отсюда, с поста дежурного у проходной. А это уже хорошо…»

Вдруг он увидел, как открылась дверь комнаты дежурного офицера. Дежурный появился на пороге и направился к унтер-офицеру таким быстрым шагом, что молодой человек растерялся.

— Унтер-офицер, дайте мне журнал посетителей!

— Слушаюсь, господин капитан! — Молодой человек машинально протянул офицеру переплетенную книгу, стараясь не выдать волнения.

«Значит, провал! — Это было первой мыслью унтер-офицера, когда капитан ушел в свою комнату, унося с собой журнал. — Сейчас он увидит, что я не зарегистрировал последних посетителей, и ему станет ясно, что я их сообщник. Что делать? Тем двоим я помочь уже не смогу, надо спасать себя. Но почему? Разве я боюсь?» Этот вопрос, который он задал самому себе, обжег его нестерпимой болью насмешки.

«Да, я просто трус, я в самом деле боюсь. Но не только за себя, а и за тех, кто должен остаться на свободе, чтобы продолжать борьбу. Я знаю многих из них…»

Он быстро огляделся. Единственным местом, где можно было хоть сколько-нибудь продержаться, отстреливаясь из пистолета, был проем двери дежурной комнаты. Несколько выстрелов он успеет сделать, прежде чем его скосит автоматная очередь противника.

Унтер-офицер вспомнил мать. Она ждет его дома. Что будет с ней теперь?

И вдруг яркий луч солнца пробился с улицы сквозь окно, осветив сумрачный, как склеп, вестибюль. Послышались шаги спускавшихся по мраморным ступеням лестницы людей. Это были те двое, его соратники, его незнакомые друзья. Они оживленно о чем-то переговаривались.

— Господин унтер-офицер, мы уже уходим, — произнес высокий.

— До свидания! — приветливо сказал тот, что был пониже ростом, и, оглянувшись, тихо добавил: — Встретимся на занятиях «хорового кружка».

«Хоровой кружок»! На календаре 19 марта 1944 года, немцы уже полностью оккупировали Венгрию. Отдельные группы антифашистов пытались найти для себя легальные формы прикрытия. То в одном месте, то в другом возникали кружки «любителей пения», на занятиях которых встречались участники антигитлеровской борьбы, чтобы продумать план действий…

Унтер-офицером, который дежурил на проходной в штабе авиационной дивизии, был я, Миклош Сабо. Тогда мне исполнился двадцать один год, но я уже имел некоторый опыт работы в подполье. Однако в организации вооруженного сопротивления я, молодой военный с унтер-офицерскими нашивками на петлицах, сделал в тот день свой первый шаг. Что же касается тех двоих, которые так смело явились в штаб дивизии для переговоров о выработке единой линии с патриотически настроенными офицерами военно-воздушных сил, то они впоследствии стали руководителями «Союза венгерских патриотов», который объединял в своих рядах антифашистов самых различных политических убеждений из разных социальных слоев общества. Союз этот действовал в тесном контакте с пресловутым «Бюро за выход из войны», имевшим целью вывести Венгрию из упряжки Гитлера, сохранив в неприкосновенности власть адмирала Хорти и его правительства.

В этих воспоминаниях я постараюсь рассказать о том, как на протяжении пятнадцати лет своей жизни, полной приключений и драматических эпизодов, начиная с 1942 года и кончая 1957 годом, по воле судьбы я стал активным участником ряда важных событий в истории моей родины. Рассказывая о своем жизненном пути, я, возможно, поведаю читателю о таких случаях и историях, о которых он вообще не знал, а если и знал кое-что, то этого было явно недостаточно, чтобы понимать, как все происходило на самом деле.

Эта книга не исторический роман, написанный на фактическом материале, и тем более не научное исследование, а скорее простыв воспоминания бойца невидимого фронта, который отнюдь не ставил перед собой задачу дать детальный анализ всех событий того периода, свидетелем которых он был.

Неприязнь ко всему немецкому и любовь к венгерскому, национальному я, вероятно, вынес из отчего дома благодаря семейному воспитанию. Не могу утверждать это совершенно определенно, но, видимо, мой отец, умерший, когда я был еще ребенком, успел привить мне эти качества в раннем детстве. Только так можно объяснить мое пристрастие в детстве, а затем и в юности к чтению исторических романов о борьбе за независимость против засилья Габсбургов. Мое сердце наполнялось болью за мучеников и борцов за свободу, над которыми учиняли расправу императорские сатрапы после разгрома революции 1848 года.

Этот антигерманский дух проявлялся во мне и позже, в юношеские годы, когда я стал сначала рабочим-сборщиком, а затем служащим в управлении крупного военного завода, каким был тогда завод «Гамма», находившийся под жестким правительственным контролем. С безрассудной смелостью, свойственной молодости, я открыто высказывался против великогерманских амбиций и нацистской экспансии, во всеуслышание бичевал национализм местных швабов, ставших впоследствии фольксдойче. Конечно, многим не нравились мои высказывания, но находились и другие люди. Однажды в мою крохотную конторку вошел начальник цеха, в котором работали рабочие, и сказал:

— Я давно к вам присматриваюсь, молодой человек, запоминаю все, о чем вы говорите и за что ратуете.

Приняв эту фразу за скрытую угрозу, я со всей запальчивостью юности откликнулся, принимая вызов: