Рэймонд Хоуки - Побочный эффект

Уныло пожав плечами, Майкл направился обратно в ванную — делать нечего, придется убить еще один день на поиски информации о последствиях обрушившейся на город жары.

Клэр выключила радио и подошла к шкафу. Платье ей надевать не хотелось, а в джинсах будет слишком жарко. В конце концов она остановила свой выбор на песочного цвета коротких брюках с жакетом и коричневой трикотажной кофточке. Она оделась, сунула ноги в босоножки и, стуча каблуками, спустилась по чугунной винтовой лестнице в гостиную. В залитой солнцем комнате с выкрашенными белой краской стенами, где было рабочее место Клэр, стояли кульман, планшет и бледно-зеленые шкафчики, какими пользуются в канцеляриях, а также две обитые вельветом кушетки и обеденный стол со стульями. Одну стену занимали три огромных окна, а противоположную украшали полки с книгами и научные приборы прошлых веков в футлярах из красного дерева с медью Майкл начал собирать их еще студентом. Над полками Клэр развесила всякую всячину, которая в разное время и по разным причинам привлекла ее внимание: засохшие цветы, куски плавника, образцы труда викторианских печатников, афиши мюзик-холла, чучело щуки в стеклянном ящике и большие школьные часы, починить которые стоило дороже, чем купить.

Подняв лежавшие возле двери газеты и письма, она пошла на кухню готовить завтрак.

Начал закипать кофе, и тут она услышала, как по лестнице спускается Майкл. Она отложила письмо, которое читала, собираясь сказать ему, куда и зачем идет, но, прежде чем открыла рот, зазвонил телефон. Звонил редактор отдела новостей в газете, где работал Майкл.

— Тед, — передавая Майклу трубку, сказала она.

Она выключила кофейник и принялась разливать кофе. По-видимому, что-то случилось и Майклу предстоит куда-то ехать, но ничего толком она понять не могла. Положив в кофе сахар, она налила сливок и протянула чашку Майклу.

Майкл улыбнулся — спасибо! — и сделал глоток.

— Значит, билет на одиннадцатичасовой рейс мне обеспечен? — спросил он. Говорил Майкл негромко, дублинский акцент его был едва заметен. — Ладно, как прилечу, сейчас же тебе позвоню.

Он бросил трубку на рычаг и встал.

— Проклятье! Знаешь, что им нужно от меня? Всего-навсего, чтобы я летел в Белфаст!

— В Белфаст? — Открыв холодильник, Клэр достала яйца и молоко. — Зачем?

— Наш корреспондент там сегодня на рассвете попал в аварию. Они хотят, чтобы я поработал, пока он не выйдет из больницы.

— Пока не выйдет из больницы? А он серьезно пострадал?

Майкл засучил рукава рубашки.

— Довольно серьезно. Говорят, пролежит самое меньшее десять дней.

— Ой! — Клэр явно расстроилась. — Значит, придется снова отложить ужин с Джуди и Джином!

— Можешь поужинать с ними и без меня!

— Ну, это совсем не то. — Клэр разбила яйца и вылила их в миску. — И потом, почему ехать должен именно ты?

— Потому что большинство сотрудников в отпуске, и, кроме того, известно, что в Дублине я — свой человек. Да и, по правде говоря, здесь я сейчас даже на жизнь не зарабатываю. — Майкл взглянул на часы. — О господи! — воскликнул он, хватая пиджак. — Мне ведь еще надо уложить вещи!

— Помочь тебе? — спросила она, вытирая руки бумажным полотенцем.

Майкл проглотил остатки кофе и отрицательно покачал головой.

— Нет, спасибо. Лучше попробуй поймать мне такси, — сказал он, ставя чашку в мойку.

Когда через пятнадцать минут Майкл спустился вниз, чтобы ехать в аэропорт, у дверей уже стояло такси. Он поцеловал Клэр на прощанье, и она, вдруг почувствовав себя ужасно одинокой, вернулась домой ждать, когда придет время идти в институт.

Клэр закончила обследование в Институте профилактической медицины в половине второго дня. В Нью-Йорке в это время часы показывали половину девятого утра, и лимузин, на котором Фрэнк Манчини выехал из своего особняка на Саттон-плейс, только что остановился у входа в «Эльдорадо-Тауэр».

В сопровождении двух телохранителей, у которых на манер агентов секретной службы были крошечные слуховые аппараты в ушах и микрофоны в рукаве пиджака, Манчини вошел в заполненный людьми вестибюль и направился к служебному лифту, которым пользовалась только администрация. Это был рослый, могучего телосложения человек, со стриженными ежиком седеющими волосами, упрямым, прорезанным глубокими морщинами лицом и глазами, прикрытыми тяжелыми веками. От него, казалось, исходили флюиды недоброжелательности.

— С возвращением вас, мистер Манчини! — вскинул руку к козырьку, почтительно приветствуя его, лифтер. — Как себя чувствуете?

— Прекрасно. — Манчини вошел в кабину и тотчас повернулся к лифтеру. — Долго я буду ждать? — зарычал он. — Поехали!

— Есть, сэр!

Лифтер нажал кнопку, и дверцы сомкнулись. Люди в лифте стояли и молча смотрели, как на табло вспыхивают и гаснут номера этажей. На шестидесятом этаже зажужжал зуммер, и дверцы раздвинулись, выпуская ехавших в устланный толстым ковром вестибюль административного этажа.

Их встретила секретарша, предупрежденная охранником из нижнего вестибюля.

— Где они? — буркнул Манчини, лишив ее возможности произнести тщательно отрепетированную приветственную речь.

— Заканчивают завтрак в нашем кафетерии, — ответила она, еле поспевая за ним.

— Передайте, чтобы сейчас же явились! — Манчини прошел мимо постамента, на котором высился бронзовый бюст Эрнеста Хемингуэя, и распахнул двойные двери в свой кабинет. — А затем позвоните доктору Зимински и попросите его заехать вечером ко мне.

Комната, куда он вошел, была невероятных размеров и обставлена в стиле, который, как и выцветшие джинсы и расстегнутая рубашка, словно сшитая из лоскутков, должен был подчеркивать, что перед вами настоящий мужчина, крутой и неуступчивый. Стены были отделаны панелями из тика, перед гигантского размера камином лежал ковер из буйволовой шкуры, а по обе стороны от него стояли два черных кожаных дивана. Над камином, рядом с экспонатами из не имевшей цены коллекции старинного огнестрельного оружия, висела голова льва, которого Манчини убил на охоте в Восточной Африке, — стеклянные глаза хищника угрожающе щурились, пасть разверзлась в безмолвном рыке. Орехового дерева стол для заседаний был такой длины, что на нем вполне мог бы сесть небольшой самолет, а на противоположной стене красовались трофеи иного рода — фотографии, на которых Манчини был запечатлен со всеми знаменитостями восьмидесятых годов двадцатого столетия.

Сын печатника-эмигранта из Милана, Манчини после окончания школы изучал химическую технологию в Политехническом институте в Бруклине, а получив диплом, поступил на работу в отдел исследований и перспективного развития крупной полиграфической фирмы в Филадельфии, где изобрел новый способ печатания цветных снимков, так что они казались объемными. Он оставил службу, запатентовал свое изобретение и вернулся в Нью-Йорк, а там на деньги, полученные от знакомых членов мафии, быстро смекнувших, какую прибыль может дать порнографический журнал с объемными фотографиями, сделал макет первого номера журнала под названием «Эльдорадо». Название это оказалось пророческим, ибо желания читателей разжигали не только объемные фотографии обнаженных девиц, но и объемная реклама дорогостоящих товаров. Мебель, стереофоника, спортивное снаряжение, машины, одежда, напитки — все это выглядело весьма заманчиво на объемных снимках в «Эльдорадо», что очень быстро раскусили рекламные агентства с Мэдисон-авеню.