Светлана Воинская - Поцелуй Валькирии

Einwaz— защита, отвращающие силы.

Мы не столько те, кто делает, сколько те, кто решает. Когда решение чисто, действие не требует усилий, потому что его поддерживает и усиливает Вселенная.

В прихожей она встретила Ингрид, та со злорадным удовлетворением кивнула на свежие царапины, появившиеся на новых обоях. Ни о каком наказании киски, естественно, не могло быть и речи.

— За вами заезжал Эрик, планировал вечер в ресторане.

Почему же так глупа дочь, когда столь умна мать? Адель выглянула в окно. Сетка изогнутых ветвей исполосовала большую оранжевую луну. Отсюда Адель не могла увидеть, стоит ли у ограды преследовавшая ее от Бирки машина. Потом открыла дверь своей спальни — на полу лежал раздавленный сверчок Паганини, по ночам завораживающий Адель своей музыкой. Пока она отсутствовала, кто-то побывал в комнате и обследовал ее вещи. Адель подняла трупик насекомого, включила настольную лампу — в зазубренных угловатых лапках Паганини остался комочек свежего чернозема.

Ночь она посвятила мыслям об Эрике и его жене Кристине. Иногда казалось, что если бы рядом был Кен, он все просто объяснил бы ей. Во сне они играли в рэндзю, где в ряд белыми камешками становились погибший кронпринц, женатые Сигвард и Леннард, убитый Фольке. Пятым камнем, завершающим игру победой, был Густав.

В три часа ночи она вышла из спальни и пробралась в одну из комнат, превращенных в чулан. Здесь отводилось место для старых игрушек Эрика. Адель открыла первую коробку и стала выуживать на свет барабан, деревянное ружье, плюшевых зверей и клоунов, надеваемых на руку. Наконец, она нашла то, что искала. Самодельный автомобиль из жести, искусно выкрашенный, с позаимствованными у других гонок деталями. Машина будущего.

Утром позвонил Эрик — уговаривал не обижаться на выходки матери и остаться. Похоже, он всерьез испуган ее отъездом и долгим отсутствием. Боится потерять ее из виду?

Адель отправилась в Королевский замок. Она подмигнула провожающему ее взглядом садовнику и немного неуклюже, придерживая живот, забралась в такси.

Над дворцом развевался королевский штандарт, у дверей застыли гвардейцы в нарядной голубой форме с лампасами. Группки экскурсантов поднимались по ступенькам парадной лестницы, и Адель влилась в их разноцветную толпу. Их провели в библиотеку, где стеллажи и антресоли пополнялись веками. Шведские короли, люди весьма образованные, посещали ее ежедневно, и каждый день их ждал накрытый стол с кофе и печеньями.

— Как часто бывает здесь наследник? — спросила Адель.

— О, он сформировал свою коллекцию, в основном это известные научные труды по археологии.

— Можно взглянуть?

Ей указали на уголок близ окна, где на нескольких полках стояли книги Густава. Корешки некоторых были довольно потрепанны, их частенько открывали. Адель обернулась — экскурсовод была занята туристами, хранитель зала дремала, охраны не видать. Адель вытащила книгу и стала листать, засекая время. Когда ее проступок заметили, прошло две минуты. Вполне достаточно.

Далее зевакам предложили осмотреть Большой Зал Совета, где проходят совещания правительства с Его Величеством. Комнату по диагонали пересекал огромный стол, а его центр — ряд книг: конституция, своды законов, справочники. На стене Адель увидела знакомый портрет первого Бернадотта и вспомнила, что под парадным костюмом на его груди вытатуирован призыв «Смерть монархам!». Это показалось Адель символичным.

Она задержалась у картины, слушая разговор охраны.

— Ты слышал, Бертиль отравился. С утра его уже заменили новичком. А Леонида разжаловали. Причем, это явный заговор. Придрались к какому-то пустяку. Еще одного неопытного дуралея в Королевских покоях я не переживу. И любопытны, черт их возьми, изучают территорию!

Адель прошла в Галерею Карла XI, где организовывали торжественные обеды. Экскурсовод бегло объясняла, что подготовку к подобным церемониям начинают как минимум за неделю: расстилают ковры, сервируют стол на сто пятьдесят персон, расставляя приборы при помощи специальной линейки, выравнивают по веревке стулья. После обеда приглашенные отдыхают в соседней гостиной — незримая черта разделяет комнату на две части. В одной располагается король, в другой — гости, и дворецкий поочередно вызывает избранных для беседы.

— Исповедуйтесь, сын мой, — раздался из-за деревянной решетки знакомый бархатный голос.

— Отец, я совершил ошибку — привез эту женщину сюда. В тот момент мой разум помутился. Она опасна. Она что-то задумала. Я это знаю и прошу поддержки.

— Поддержка будет оказана тебе. Но до чего довела тебя жадность, Эрик! Ты поселил ее у матери, пренебрегая безопасностью.

— Только не в доме, отец. Дом неприкосновенен, пожалуйста. Вне дома.

— Все устроится, сын мой. Бог на твоей стороне.

На парковой скамейке Адель наблюдала за играющими у каруселей и песочницы детьми. Ее мальчик тоже будет дергать девчушек за бантики, следить за паровозиком, мчащимся по железной дороге, устраивать гаражи под стульями?.. Она предрекала ему высокую цель, а жизнь, подчиненная идеалу, лишена детства. Дисциплина не отводит на это времени.

Как-то Яса поделился с ней своими первыми воспоминаниями: ударяющуюся о стены люльку, страх и напряжение от сотрясений, лямки, на которые его подвешивали, и толкали… Чтобы не ушибиться о стену, он выставлял вперед ладони. Тяжелый шар, катящийся на него, и его руки уже готовы к защите от грозящего удара. Под водой… Он задерживает дыхание и по лицам наверху понимает, что выныривать еще не разрешено. Боль, его приучают выворачивать суставы. Когда погиб отец, заниматься с ним перестали. В Америке схватились за голову — Яса стал неуправляем, хулиганил, крал деньги, покупая несметные кучи игрушек, бегая по аттракционам, поглощая бесчисленные булочки и мороженое. И лишь строгий взгляд матери иногда напоминал о долге, который правит жизнью каждого японца. Кен никогда не предлагал ему тренироваться, но однажды Яса сам пришел в маленький зал. В школе с ним никто не мог справиться в мальчишеской драке, в бассейне говорили, что у него жабры, он легко лазил по деревьям, несмотря на вес.

— О вас справлялся Эрик, — уведомила ее Ингрид.

Эрик? Эрик начал догадываться, что за змею беспечно пригрел на своей груди. Она была довольно опасной и ядовитой, усмехнулась Адель.

— Как называется то дерево? — задержалась она у окна. — Красивое, листва распускается не зеленая, а рыжевато-бурая.

Одна из ветвей была сухой, ее длинные и тонкие белые прутья, словно волоски седины, облагородили рыжую шевелюру.