Моррис Уэст - Сенсация Ричарда Эшли

— Успокойся, успокойся, — подбодрил его Эшли. — Все уже позади. Мы выпьем кофе и в пять минут закончим наши дела. Фотокопии у тебя?

— Нет.

Эшли чуть не выпрыгнул из кресла.

— Что?

— Пожалуйста, пожалуйста! — Гарофано всплеснул руками. — Поймите меня правильно. Я хочу сказать, что не принес их сюда. Я могу взять их в любой момент. Поймите, это обычная предосторожность.

— Боишься попасть впросак, да?

— В таком деле нельзя иначе. Вы… вы говорили со своим начальством?

— Да. У меня хорошие вести. Они согласны заплатить. В гостиной повисла тишина. Гарофано разглядывал свои ладони. От сигареты спиралью поднимался дымок. Эшли не сводил глаз с итальянца. Наконец Гарофано поднял голову. Руки его уже не дрожали, глаза не бегали, на губах играла улыбка, самодовольная улыбка барышника, диктующего условия.

— Мне очень жаль, мой друг, — сказал он, — но цена поднялась.

Лицо Эшли потемнело.

— Сколько?

— Десять тысяч.

— Почему?

— Я получил другое предложение.

— От кого?

Взгляд Гарофано вновь упал на его руки. Глаза затуманились, в голосе послышалось ироническое сожаление.

— В таких делах не принято называть имен, синьор.

— Делах! — взорвался Эшли. Он поднялся на ноги, схватил Гарофано за лацканы пиджака и шарахнул его об стену. — Ты говоришь, делах! Делах! А затем принимаешься за шантаж. Мы договорились — две тысячи долларов. Деньги получены. И, клянусь богом, я вышибу из тебя эти документы, даже если мне придется тебя убить…

Раздался грохот разбивающейся фаянсовой посуды. Вошедший Роберто выронил поднос, увидев, как Эшли, прижав Гарофано одной рукой к стене, отделывает его второй.

— Сеньор! Ради бога! Хватит! Хватит!

Но Эшли, казалось, ослеп и оглох и продолжал избивать скулящего шантажиста, пока его не остановил громкий женский крик: «Перестань, Ричард! Перестань!»

Пока Эшли поворачивался, Гарофано удалось вырваться. Он подхватил портфель и бросился к выходу.

А Эшли видел только ее, высокую, черноволосую, ослепительно красивую, застывшую в проеме террасной двери, — Козиму Орнанья. Тяжело дыша, с растрепанными волосами, Эшли не отрывал глаз от своей давней любви, вынырнувшей из далекого прошлого.

— Козима!

Роберто по-прежнему стоял в окружении разбитых кофейных чашечек. Козима заговорила первой:

— Ты! Убери мусор и оставь нас.

Повинуясь властному голосу, Роберто присел, собрал осколки на поднос и исчез. А Эшли как зачарованный не мог отвести взгляда от Козимы. Затем она подошла к нему, поцеловала в уголок рта, вытерла пот с лица, поправила рубашку.

— Ричард! Ричард! Все тот же драчливый неугомонный Ричард Эшли. Кто этот ужасный человек? О чем ты пишешь на этот раз? Иди сюда, присядь и возьми себя в руки. Матерь божья! Но ты совсем не изменился.

Она усадила его в кресло, достала из сумочки сигареты, зажгла одну и сунула ему в рот. Постепенно его глаза прояснились, руки успокоились, безумная ярость угасла.

— А теперь рассказывай, Ричард.

Эшли провел рукой по лбу и уныло улыбнулся.

— Это… это уже не имеет значения. Я покупал у него кое-какие документы. Мы заранее договорились о цене, но в последний момент он ее поднял. Я просто озверел.

Она рассмеялась и погладила его по руке.

— Все тот же Ричард! Все тот же упрямец, выискивающий глупости и пороки мира. Ты так и не познал, что такое терпение, не правда ли?

— Это точно.

— О чем ты пишешь?

— Готовлю материал о…

Тут он вспомнил, что его статья касается и ее, потому что она не любовница Ричарда Эшли, но жена Витторио, герцога Орнанья. Он вспомнил, что без фотокопий его материал никуда не пойдет. Он вспомнил короткое предупреждение Роберто и встречу с Еленой Карризи. И понял, что приход Козимы далеко не случаен, а часть детально продуманного плана, направленного на то, чтобы воспрепятствовать публикации обвинительного приговора ее мужу. Он не знал, какова ее роль в реализации этого плана, но понимал, что должен выяснить это как можно скорее. Иначе победа могла ускользнуть от него в самый последний момент.

— О чем пишу? Так ли это важно, когда ты здесь? Как ты попала сюда? Когда приехала? Почему?

— Я здесь живу, Ричард, — ответила она. У моего мужа тут вилла.

— О! Твой муж тоже в Сорренто?

— Он приедет вечером из Рима. Мы пообедаем, переночуем в отеле, а утром поедем на виллу.

Через стол они смотрели друг на друга. Ее губы чуть раскрылись, в глазах горело желание. От воспоминаний у Эшли учащенно забилось сердце. Но ему стукнуло сорок, и время научило его осторожности.

— Тогда мы можем провести вместе час или два? — спросил он.

Она улыбнулась.

— Если ты этого хочешь, да.

Только не здесь, подумал он, не в отеле, рядом с Роберто, Джорджем Арлекином, Еленой Карризи, после скандальной драки с Гарофано, перед самым приездом Орнаньи. Да и вообще тут слишком много любопытных глаз и ушей.

— Ты на машине, Козима? — Да.

— Давай куда-нибудь поедем.

— В горы. Там так красиво и тихо. Мы сможем поговорить… и вспомнить. Роберто, возвращаясь из холла отеля, увидел, как они вместе вышли из гостиной. Эшли задержался у конторки, сунул папку в большой конверт, запечатал его и положил в сейф. Они вышли, держась за руки, словно влюбленные. Роберто поспешил в бар и поднял телефонную трубку.

Узкие, вымощенные брусчаткой улочки Сорренто остались позади, и большая голубая «изотта» рванулась навстречу холмам и оливковым рощам.

— Как в старые времена, Ричард, — прервала молчание Козима.

— Да, как в старые времена.

Старые времена — это десять лет назад. Ричард Эшли считался тогда еще новичком, а большеглазая Козима Бенедетто гордилась своей первой работой. Старые времена означали небольшую, прохладную квартиру на Пириоли, вечера в садах Тиволи, обеды в уличных ресторанчиках, воскресные поездки во Фраскати и Остию, редкие уикэнды во Флоренции и Венеции. Старые времена подразумевали страсть, когда им хватало одной любви и официальная регистрация брака казалась излишней формальностью. Но потом его послали в Берлин и продержали там больше года. В Берлине он получил письмо от Козимы, в котором говорилось, что старые времена кончились, она должна думать о будущем и намерена выйти замуж за человека с состоянием и древним дворянским титулом. Тогда он ее не винил. Как, впрочем, и теперь. Италия кишела безработными и такими, как он, перелетающими с места на место, готовыми насладиться итальянской страстью, но не спешащими под венец.

Старые времена… Призраки прошлого. Но призраки так и не растворились бесследно в настоящем, и прежняя любовь сидела рядом с ним, прекрасная, с развевающимися на ветру волосами.

— Ты ненавидел меня, Ричард?

— Тебя? Нет. Мне кажется, я все еще немного влюблен в тебя. — Вопрос, который, произнесенный вслух, мог погубить все, даже короткое счастье последнего часа.