Наталья Манухина - Наши люди в Шанхае

— Одни решит, других прибавит. Нет, женитьба это не для меня!

— Но почему, Сережа, я тебя умоляю….

— Все, Наташечка, все! Вопрос с женитьбой не обсуждается. Вернемся лучше к нашим баранам. Я, с твоего позволения, начну все с самого начала. От печки, так сказать. Итак, конференция в Пекине должна состояться 15 сентября, то есть времени у нас осталось меньше недели. От России было заявлено два доклада, и оба от нашей кафедры. Один доклад — мой, со вторым докладом должна была выступить наша аспирантка. Во-от…

— Ну?

— Извини, у меня тут горит. Я сковородку на огонь поставил и забыл. Теперь все горит.

— Выключи!

— Уже выключил. Надо только окно открыть, а то все в дыму. Во-от! Так о чем это я?

— Об аспирантке.

— Да, аспирантка… Аспирантка…

— Со вторым докладом должна была выступать ваша аспирантка…

— Да, должна была. А она, представь себе, заболела. Неожиданно. Сегодня утром на кафедру позвонила ее мама и сказала, что ночью Юле стало плохо, она вызвала «скорую» и ее увезли в больницу.

— А…?

— Не знаю. Но, похоже, что что-то очень серьезное. Женщина говорила сбивчиво, волновалась, плакала… Наша секретарь четко поняла только одно: поехать в Пекин и участвовать в конференции Разгон не сможет из-за болезни.

— Разгон?

— Ну, да. Это фамилия аспирантки.

— А имя ее ты назвал — Юля?

— Все верно — Юля. Юлия Разгон. Тебя что-то смущает?

— Такая высокая, стильная девица? Тощеватая, я бы сказала? Очень надменная и высокомерная? Короче, препротивная особа!?

— Надменная и высокомерная, говоришь. Не знаю… Я бы так не сказал. По-моему, очень милая, вежливая, достаточно толерантная и хорошо воспитанная особа.

— Конечно, конечно, Алсуфьев, я и забыла, тебя послушать, так у тебя все милые, вежливые и воспитанные.

— Но она действительно…

— Верю, Сережечка, верю. Ты мне лучше скажи, ваша аспирантка Разгон любит черный цвет и перламутровые украшения?

— По поводу перламутровых украшений сказать что-либо затрудняюсь. Не обращал внимания, знаешь ли. А вот волосы у нее, действительно, темные.

— Волосы? Сережа, я тебя умоляю, при чем здесь волосы?

— Ты же сама спросила меня про волосы…

— Я?! — опешила я. — Я спрашивала у тебя про ее волосы?!

— Ну, да, только что. Ты спросила, любит ли Разгон перламутровые украшения и черный цвет?

— Сережа, я спрашивала тебя о цвете одежды, а не о цвете волос. Я тебя умоляю, цвет волос можно менять хоть каждый день. Сегодня она брюнетка, завтра блондинка, а послезавтра рыжая или цвета баклажан. Это непринципиально!

— Что ты говоришь? — искренне удивился мой приятель. — Непринципиально? А одежда?! — повелся он.

Психотерапевт, называется. Нет, это невозможно, можно подумать, он не знает, как дамы выбирают себе наряды!

— Одежду можно менять по несколько раз на день, — не унимался Сергей.

— Правильно, можно. Только если, мой дорогой, я отдаю предпочтение черному цвету в одежде, то и большинство вещей в моем гардеробе так или иначе связано с черным цветом. И хоть сто раз на дню переодевайся, все равно на мне будет надето что-то черненькое: либо черная блузку в полоску, либо черный кардиган в горошек, либо черные джинсы, либо шубка, либо шляпка, либо… Господи, Сережа, да у меня даже купальники черного цвета. Не обращал внимания?

— Тебе, Наташечка, черный цвет к лицу, — ввернул этот подлиза.

— Ты думаешь? — Я не сумела сдержать улыбку.

Что ни говори, а все-таки Алсуфьев — классный психотерапевт. Одна такая фраза и ты чувствуешь себя на коне.

— Уверен! Ты у нас самая красивая, обаятельная, привлекательная и вдобавок еще и самая умная.

— Гм, — поперхнулась я.

Эк его разбирает, моего Алсуфьева. Еще немного, и я всерьез поверю в свою исключительность. Что-то здесь не то. С чего это он так распелся?

— Ладно тебе, Алсуфьев, кончай ерничать. Я и так знаю, что ты ко мне хорошо относишься. Кстати о Разгон… Тему можно закрыть. Пес с ними: и с черным цветом, и с перламутровыми украшениями. Моя Разгон по любому не может быть вашей аспиранткой. Ваша — медик, а моя нет, и не имеет к медицине никакого отношения.

— Вот и ладненько, — хихикнул Алсуфьев. — Тему личностных характеристик мадемуазель Разгон мы закрыли, переходим к ее докладу. Доклад, должен тебе заметить, средненький. Никаких сенсаций, никаких научных открытий там нет. Поэтому никаких дополнительных вопросов к докладчику, скорее всего, не возникнет. А если и будут по теме доклада какие-то вопросы, то задавать их будут уже в кулуарах, по окончании заседания. Это я узнал наверное. Регламент конференции очень жесткий, докладов заявлено много, поэтому время у каждого докладчика строго лимитировано. Ну, а в кулуарах я всегда буду рядом с тобой и отвечу на все вопросы, дабы они возникнут. На правах твоего научного руководителя, так сказать. Наташечка, я серьезно, соглашайся! Ты справишься. Я уверен. Как только узнал сегодня о болезни Разгон, то первым делом подумал о тебе. Почему нет? Ну, что ты смеешься? Ничего смешного. Опыт участия в научных конференциях у тебя есть. Ты ведь выступала на своих библиотечных конференциях и в Публичке, и в Ленинской библиотеке? Выступала. Вот видишь! Английский знаешь. Ну, что значит забыла? Прочитать по написанному сможешь? Сможешь. А большего в данной ситуации и не требуется.

Соглашайся, Наташечка. Представляешь, Пекин, раннее, раннее утро… Мокрые тротуары, велосипедисты, рикши, разносчики фруктов с полными корзинами персиков на бамбуковых коромыслах… Желтые крыши пагод, Храм Неба, сады Императорского дворца Гугун, маленькие уличные ресторанчики, утка по-пекински…

— Кончай соблазнять, Алсуфьев. Я и так со вчерашнего дня сама не своя. Думаешь, мне не хочется поехать в Китай? Хочется! Еще как хочется! Я последнее время просто брежу этой поездкой. Мне так хочется вернуться в Шанхай, Сережа! Это, наверное, странно звучит, но тебе я могу об этом сказать. Ты знаешь, иногда мне кажется, что я связана с этим городом какими-то незримыми нитями. Я не могу назвать это ностальгией. Ностальгия, она другая. Наверное, другая. Человек скучает по стране, которой лишился и не может никак ее забыть. Но мне то забывать нечего, Сережа! Я ведь мало что помню, можно сказать, вообще ничего не помню. Так, кое-что, обрывками, на уровне запахов и детских впечатлений. Тебе, наверное, трудно меня понять. Ты ведь постарше меня, ты уже в школу ходил, там, в Шанхае, ты многое помнишь. А я? Все в сплошном тумане. Какие-то золотые рыбки, которых мы с мамой кормили большими мучными шариками, змеиная кожа на дорожке в парке… Помнишь, мы нашли прозрачную шкурку, сброшенную змеей, когда гуляли с няней? А еще мороженое! Сережа, я помню мороженое, которое продавали с лотков в сквере перед нашим отелем. Трехцветный бело-розово-голубой пломбир. Помнишь? Я помню его вкус и запах. У нас такого мороженого нет…