Анджей Выджинский - Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо

— Вы знаете, что с ним произошло?

— Знаю. Собственно говоря, понятия не имею, что именно, но знаю, что его нет в живых.

— Еще один нескромный вопрос: откуда вы это знаете?

— Мне сказал наш общий знакомый, сеньор Оливейра. Где он теперь? Я не знаю, где теперь сеньор Оливейра. Он боялся, что его постигнет такая же участь… И предпочел исчезнуть.

— Он не сообщил вам, куда едет?

— Обычно все удирают через Гаити или из какого-нибудь доминиканского порта на частных яхтах и рыбацких ботах… Вам не следовало сюда приходить. Вы подвергаете меня опасности.

— Я пытаюсь разоблачить убийц капитана. Разве вам это не доставит удовлетворения?

— Тем более вам не следовало сюда приходить. Я не получу никакого удовлетворения. Я не любила Октавио.

— Третий нескромный вопрос: разве такую красивую девушку, как вы, можно было заставить жить с нелюбимым?

— Женщинам любить не полагается, на любовь имеют право мужчины. Октавио меня любил.

— И оберегал вас от Национальной доминиканской полиции?

— И оберегал меня, мою мать и наш дом от Национальной доминиканской полиции… Вам пора уходить, мы не в Вашингтоне. Вы должны понять мои опасения.

— Я не понимаю только вашего спокойствия. Капитан де ла Маса писал вам письма?

— Почему вас это интересует?

Я протянул ей фотокопию письма де ла Маса, написанного в тюрьме.

В комнате было темновато, Хуана подошла к окну и там два раза перечитала письмо. Сев на табурет, она отдала мне его.

— Понимаю. Они хотят обвинить его в убийстве, — сказала она.

— Я не сомневаюсь, что де ла Маса этого не писал.

— Да. Я покажу вам его письма. В этом только подпись подделана неудачно… Очевидно, они не предполагали, что кто-нибудь сфотографирует письмо… Я поступаю очень неразумно, что столько говорю, я не должна ничего рассказывать. Вы уладите свои дела и вернетесь в Штаты, а я останусь здесь, на их милость, до конца жизни.

— Если бы я раньше с вами познакомился…

— Не говорите так. Мне эти песенки хорошо знакомы, я нередко их слышу… Надеюсь, вы никому не передадите наш разговор.

— Не могли бы вы показать мне какое-нибудь письмо сеньора де ла Маса?

Хуана принесла несколько писем. Де ла Маса писал ей из многих городов и стран. На одном конверте я обнаружил штемпель нью-йоркской почты с датой «11 марта»… На следующий день был похищен де Галиндес.

— Вы можете мне оставить этот конверт?

— Берите. Но не забывайте, что моя жизнь в ваших руках. Меня не интересует, обвиняет ли кто-нибудь Октавио в убийстве, которого он не совершал. Мне его не жаль. Мне жаль себя; в том положении, в каком я оказалась после его смерти… Скажите, а вам жаль Мерфи? Он тоже был влюблен.

— Мне не жаль Мерфи. Почему же я вмешиваюсь в эту историю? Потому что не могу примириться с существованием системы, при которой людей, чаще всего невинных, убивают без суда, при которой безнаказанно уничтожают личных врагов правящей семьи. Не для того мы платим им налоги, служим в армии, работаем за полцены и поддерживаем их, чтобы нас убивали. С этим я не могу примириться. Если бы Мерфи умер от воспаления легких или от рака, я бы ни к кому не имел претензий.

— Но ведь так и могло случиться. Когда они кого-нибудь уничтожают, я уговариваю себя, что убитые умерли от рака или попали под машину. Их отсутствие среди нас в обоих случаях имеет одинаковый смысл: они перестают существовать. Мой убитый отец умер от рака. Разве я не права?

— Нет. Но сохраняйте эту иллюзию. Ее человек создает, когда он бессилен.

За Ван Оппенсом следили.

Когда он входил в дом Манагуа, его заметили люди Тапурукуары и остались ждать, пока он выйдет.

Они видели, как, выйдя оттуда, он пересек Авенида Сан-Кристобаль и направился прямо в квартиру Оливейры. Может быть, Хуана дала ему адрес? Агенты поджидали его внизу. Один из них по телефону сообщил Тапурукуаре о маршруте Ван Оппенса.

Тапурукуара приказал ему продолжать слежку. Двум другим агентам он велел ждать его у дома Манагуа; сейчас он к ним присоединится.

Тапурукуара приехал очень скоро.

Он нетерпеливо ударил колотушкой в дверь, однако никто не открывал. Тогда он отыскал звонок, изо всех сил нажал кнопку и так и стоял, не отнимая руки.

Манагуа отворила дверь. Лицо ее было спокойно, но в глазах мелькнул ужас. Она спросила у Тапурукуары, зачем он пришел, что ему нужно.

Отстранив девушку, Тапурукуара и вслед за ним два агента вошли в дом.

— Запри дверь, — сказал он.

Щелкнув замком, Манагуа повернулась, глядя на незваных гостей.

Тогда Тапурукуара наотмашь нанес ей сильный удар в подбородок. Хуана затылком стукнулась о дверь и соскользнула вдоль нее на каменный пол.

— Ну и рука у вас, — сказал один из агентов.

— Разве обязательно было бить? — спросил другой.

— Приведите ее в чувство, — приказал Тапурукуара. — Вот теперь можно и побеседовать. Там, — указал он рукой, — в большой вазе цветы. Выброси эти сорняки и вылей на нее воду. Уж сейчас-то она заговорит.

Возвращаясь по Авенида Сан-Кристобаль, Ван Оппенс заметил трех человек, выходящих из дома Манагуа. Одним из них был известный ему по фотографии Тапурукуара.

Мне не хотелось второй раз заходить в посольство; по крайней мере, это посещение нужно было как-то оправдать.

В гостинице я принял ванну, переоделся и велел Эскудеро запаковать все вещи, купленные для профессора Кастельфранко в соответствии с составленным им списком. Я вызвал еще одного боя, чтобы тот помог Эскудеро перенести свертки в машину.

— Куда мистер Кастаньо ехать? — спросил Эскудеро.

— Не будь слишком любопытен.

— Вы ехать в посольство?

— Не задавай вопросов, поедешь вместе со мной.

Он обрадовался, решив, что добудет, наконец, хоть какой-нибудь материал для управления полиции.

По дороге я объяснил сидящему рядом Эскудеро, что мы перевозим все вещи в посольство, так как профессор не будет жить в гостинице.

— Где жить знаменитый профессор?

— Профессор приезжает по приглашению правительства Республики, и оно предоставит ему квартиру.

— Эскудеро понимать.

Я спешил встретиться с Этвудом, чтобы о многом ему рассказать. Прощаясь с Манагуа, я спросил, не знает ли она подробностей закончившегося катастрофой на Дженерал Эндрьюс путешествия Октавио, из которого он вернулся вместе с Мерфи.

— Да, — ответила она, — Октавио рассказывал мне о своих делах. Если бы я ничего не знала, я считала бы, что они поступили с ним ужасно. Но Октавио заслужил такую смерть — он частенько придумывал нечто подобное для других.

— А не помните ли вы названия аэродрома?

— Лантана. Там Октавио ждал Мерфи.

— Это мне известно. Я хотел бы узнать, с какого аэродрома Мерфи увез профессора Галиндеса.