Станислав Меньшиков - Тайна папок Йонсона

На Финчли-роуд он вышел из подземки и двинулся по хорошо знакомому маршруту. У витрины «Суис коттедж букс», где висел большой красный плакат с белыми буквами «Распродажа книг», остановился. Разглядывая обложки книг, он краем глаза следил за редкими прохожими. Убедившись, что слежки нет, удовлетворенно хмыкнул, и пошел дальше. Свернул на Компейн-гарденс и оказался у дома с черной лакированной дверью. Она была открыта. Бромли вошел, захлопнул за собой дверь, на всякий случай проверил, поворачивается ли ручка, и, убедившись, что выйти, как всегда, уже нельзя, спокойно скинул макинтош на один из стульев в прихожей, прошел в гостиную. Там он привычно достал из старомодного комода бутылку канадского виски, налил себе полстакана. Отхлебнув пару глотков, опустился в кресло.

Когда Бромли, очень давно, впервые явился в этот дом и понял, что все наружные двери заперты, окна первого этажа замурованы, лестница на второй и третий этажи отсутствует, а лифт не работает, его охватил страх. Это была тюрьма, камера пыток, все, что угодно, только не место для делового свидания. Пометавшись вдоволь по гостиной и прихожей, наждавшись сидя и стоя больше двадцати минут, он наконец услышал легкое шелестение, а затем незнакомые шаги в коридоре.

— Чего вы так испугались, Бромли? — спросил его тогда вошедший в гостиную высокий американец, молодой, подтянутый, с военной выправкой. — Вы у друзей, перестаньте дрожать. Возьмите в комоде виски и придите в себя.

Прошло много лет, и он, Бромли, до сих пор не мог понять, как он относится к этому человеку. Он знал, что готов, как всегда, выполнять его инструкции, не подвергая их сомнению. Но временами его охватывала ненависть, граничившая с истерикой: хотелось убить, уничтожить, растоптать, выбросить в какую-нибудь глубокую речку с быстрым течением. Чем выше он поднимался по лестнице политической славы, тем острее чувствовал унижение, подчиняясь американцу. Но глаза его по-прежнему ничего не выражали, мозг не уставал повторять: «Жди, твой час придет, но пока ты зависим и уйти от этого никак нельзя». С годами зависимость росла, правда, росло и богатство. Жизнь становилась интереснее, радовали причастность к большой власти и возможность ею пользоваться. Если бы он больше читал, то знал бы, что подобные чувства испытывали сотни, если не тысячи секретных сотрудников разведок в разные времена и при разных строях, и что его внутренний мир, казавшийся ему уникальным, был лишь размытой копией какого-то эталона, изготовленного всевышним в час дурного настроения.

Стерман на этот раз спустился довольно быстро, молча кивнул Бромли, налил себе хересу и присел на стул у большого, давно не топленного камина.

— Говорят, ваша речь сегодня вызвала прямо-таки сенсацию, — сказал Стерман, растягивая гласные на южный манер. — Вы не успели проехать пару миль от отеля, а радио уже сообщило об этом. Несомненно, и телевидение покажет. В вечерних новостях.

— Завидуете, Генри? — иронически спросил Бромли, косясь на стареющего знакомого с военной выправкой. Тот, наверное, уже генерал, а ведь начинал с низов.

— Каждый выбирает профессию по вкусу. Я свой выбор сделал давно, а у вас только раскрываются новые таланты. Не ровен час, станете министром или больше.

— Вы должны гордиться, а не ревновать, — возразил Бромли.

— А я не ревную. Вы, должно быть, не знаете, с каким количеством будущих, нынешних и прошлых министров мне приходилось и приходится иметь дело. Политика при нашей демократии — дело не очень стабильное. Я предпочитаю дергать ниточки из-за ширмы. Да и вы тоже. В ощущении скрытой, но реальной власти что-то есть, не правда ли?

Он закурил длинную сигарету. Бромли бросил курить лет десять назад: появилось ощущение, что закупориваются сосуды.

— Сначала — самое простое, — сказал Стерман. — Товар будет в багажнике «остина» номер НАВ 91В. Вот ключи, — он небрежно кинул их на столик, стоящий ближе к гостю. — Машина будет ждать у дома пять по Флит-роуд в десять утра. Одна деталь: цены на героин, как вы знаете, сейчас падают. Я позаботился об увеличении доли кокаина, чтобы не остаться в долгу. В свою очередь, должен поблагодарить за оперативность и точность ваших людей в доставке клиенту «Калашниковых» и другого русского оружия. Им сейчас это как раз кстати.

Бромли слушал спокойно, почти невнимательно. Все это были действительно мелочи, которыми занимались люди, стоявшие где-то на средних и низших ступенях его организации. Не той, которая называлась «За консервативное большинство» и где произносились зажигательные речи, а другой, не имевшей ни названия, ни штаб-квартиры, ни адреса, но которая и была основой его растущих миллионов и власти. Он знал, что завтра в десять его оперативник откроет этими ключами «остин» на Флит-роуд, отвезет чемоданчик с товаром на другую улицу Лондона, где передаст его уже вовсе не знакомому Бромли человеку. Томас был спокоен. Он сам никогда в руках не держал наркотиков, не имел дела с их распространителями. Он лишь получал свои десять процентов розничной цены. Они переводились на его банковские счета солидными учреждениями, стоявшими на самой вершине Сити, Уолл-стрит, Цюриха. Так же как и десять процентов от каждой сделки с оружием, которое шло в противоположном направлении. Как получилось, что он стал руководителем этой подпольной империи? В сущности, скорее партнером, ибо источником наркотического товара были либо Стерман, либо его эмиссары. С их дипломатическим иммунитетом, причем не обычным, а в квадрате или кубе, импорт-экспорт наркотиков в обход конвенций и законов был ерундовым делом. Стерман никогда не платил деньгами. Должно быть, так проще — в обиход официальной бухгалтерии, куда могла нагрянуть ревизия. Схема была отработанной и уже много лет осечек не давала.

Ключи все еще лежали на столе. Бромли не торопился брать их. Он ждал главного.

— Центр рассмотрел ваше предложение, — деловито сказал Стерман. — Оно отклонено.

Бромли пожал плечами. За эти долгие годы он привык ничему не удивляться.

— Крайние меры, — продолжал Стерман, — нужны лишь в крайних случаях. Пока предпочтительны другие, более простые способы. Не буду входить в подробности, вы и сами все понимаете. В конце концов выгоднее иметь дружественное нам нейтральное правительство, чем испуганных левых, инстинктивно тянущихся к Кремлю. Я с вами согласен, социал-демократам доверять нельзя, но и среди социалистов есть будущие консерваторы. Вы же сами вербуете рабочих на собраниях.

Он с видимым отвращением погасил очередную сигарету о широкую круглую пепельницу с видом лондонского Тауэра.

— Во всяком случае, давайте пока выждем, торопиться некуда. Но пусть ваш план будет в состоянии готовности номер один на случай, если он вдруг понадобится.