Сергей Норка - Инквизитор

В этот день, придя на работу, я, как обычно, первым делом начал просматривать сообщения информационных агентств. Пробежав по заголовкам, остановился на кратеньком сообщении: «Теракт против высокопоставленного чиновника аппарата президента».

Поскольку первые две недели после «Чистки» пресса не баловала читателей описанием террористических актов, я занялся в первую очередь этим сообщением. Читая его, я почувствовал легкий холодок в груди.

«Вчера в подмосковном Зеленограде произошел взрыв. Неустановленное взрывное устройство было заложено в машину „мерседес“, принадлежавшую аппарату президента. Во время взрыва в автомобиле находились помощник президента по особым поручениям Константин Сидоренко и два его сотрудника. Все трое погибли. На расследование этого дела брошена лучшая бригада прокуратуры Российской Федерации и Московского управления по борьбе с организованной преступностью и терроризмом Службы безопасности России.

Константин Сидоренко был одним из особо доверенных сотрудников президента и одним из самых осведомленных. Президент приказал докладывать ему о ходе следствия ежедневно».

Итак, Кота убили, несмотря на все меры предосторожности и высокий профессионализм. «Не сладко спать, а целым встать!» — припомнилось мне.

Однако первой мыслью, пронесшейся как молния в моем мозгу (потом мне будет очень стыдно признаться в этом самому себе), было: знает ли Темная Лошадка о том, что покойный Кот успел посвятить меня в некоторые детали операции «Чистка»? И если это так, то не последую ли я за своим школьным другом? Чем же является убийство верного сатрапа? Местью криминального мира за «Чистку» или ликвидацией слишком осведомленного свидетеля? Если второе, то…

Я полез в сейф и достал оттуда удостоверение корреспондента «Президентского канала». Что ж. Попробуем. Если Темная Лошадка убирает свидетелей и знает, что я — один из них, то терять мне нечего. Если же Кота убили «те», то, получая информацию о ходе следствия, я могу узнать много интересного о «Чистке». Только бы не оказаться в Службе безопасности в положении Шуры Балаганова в роли сына лейтенанта Шмидта при встрече с «родным братом». Другими словами, не напороться бы на настоящего корреспондента «Президентского канала».

В вестибюле здания, в котором помещалось Московское управление по борьбе с организованной преступностью и терроризмом, охранник в штатском долго изучал мое удостоверение, затем связался с кем-то по телефону и попросил проверить обладателя удостоверения под моим номером. Получив ответ, он опять заглянул в книжечку и спросил:

— К кому и по какому вопросу?

— Меня интересует все, что связано со вчерашним убийством помощника президента.

— Второй этаж, комната двести сорок шесть.

Я поднялся по лестнице и пошел по узкому коридору, застланному красной ковровой дорожкой. В коридоре ни души. Комната 246. Я постучал и потянул дверь на себя.

— Можно?

— Заходите, товарищ Иванов.

Я обомлел. Вот так встреча. В просторном кабинете за столом, заваленном бумагами и фотографиями, сидел Шурик-гэбист.

В 1977 году я по заданию редакции выезжал в Ригу. Поскольку с билетами было, как всегда, напряженно, я позвонил своему другу Вовке, офицеру второго управления Генерального штаба, который имел возможность пользоваться внутренней генштабовской кассой. Оказалось, что Вовка также уезжал в командировку в Ригу с двумя сослуживцами и в тот же день, что и я. «Отлично, — сказал он, — возьмем купе, доедем с музыкой».

Мы встретились на Рижском вокзале за тридцать минут до отхода поезда. Вместе с Вовкой стоял офицер его отдела. Под два метра ростом. В сравнении с ним Вовка, мужик довольно крупный, казался задохликом. Он протянул мне руку и представился: «Шурик». Третьего пока не было, и мои попутчики сказали, что ожидают еще одного Шурика. «Хороший парень, но служит в Особом отделе. Так что ты язычок попридержи», — предупредил меня Вовка.

Второй Шурик вошел в купе одновременно с отправлением поезда и тут же достал из портфеля две бутылки коньяка и лимоны. Я про себя разделил обоих Шуриков на Шурика-военного и Шурика-гэбиста.

Шурик-военный также достал бутыль водки и огурцы, а из Вовкиного огромного портфеля, как по щучьему велению, появились на столике восемь бутылок «Жигулевского». Ночь провели весело. Шурик-гэбист балагурил и потчевал нас анекдотами про Брижнева (до сих пор не знаю, с какой целью, то ли проверить нас на лояльность к Советской власти, то ли показать, какой он рубаха-парень), но военные предпочитали говорить о бабах.

В Риге офицеры устроили меня в военной гостинице, где остановились сами. Последний день пребывания в столице Латвии выдался на редкость мерзким. С залива дул пронизывающий ветер, дождь лил не переставая с самого утра. Поезд на Москву уходил в двадцать два часа.

Мы встретились в скверике возле собора в шесть часов вечера и решали, как убить четыре часа в столь сложных метеорологических условиях. Шурик-военный предложил завалиться к одной его знакомой. Шурик-гэбист утверждал, что лучше всего посидеть в ресторане неподалеку от вокзала. Поскольку телефон знакомой не ответил, было принято предложение гэбиста.

Однако, когда мы подошли к ресторану, то увидели на стеклянных дверях табличку «Ресторан закрыт на спецобслуживание». Мы приуныли, но гэбист тут же предложил оперативный план.

— Спокойно. Все беру на себя. Один из вас — ответственный товарищ из Москвы. Остальные — сопровождающие. Кто ответственный товарищ?

Вовка и Шурик-военный посмотрели на меня. Мы все были в штатском, но выправка и короткие стрижки моих спутников позволяли усомниться в их высоком социальном статусе. Кроме того, ребята они были рослые, спортивные, явно непохожие на кабинетных «ответственных товарищей».

Я вздохнул:

— Что ж. Придется пострадать за коллектив.

Гэбист уверенно подошел к дверям и, приложив к стеклу удостоверение офицера КГБ, громко постучал. Швейцар мгновенно оценил ситуацию. Шурик с непроницаемым лицом твердым шагом прошел в зал. Наблюдая через стекло дальнейшие события, мы увидели, как он уверенно подошел к метрдотелю и стал что-то сурово говорить ему. На лице последнего отразилось полное понимание проблемы, после чего он гостеприимным жестом указал на зал. Шурик-гэбист походил между столиками, после него опять подошел к метру, опять что-то сказал ему и направился к выходу.

(В поезде, когда мы со смаком пережевывали этот эпизод, он передал нам содержание разговора, заключавшегося только в двух предложениях: «Товарищ Иванов из Москвы сейчас будет у вас обедать. Мне нужно осмотреть зал».)

Далее все шло как по маслу. Крепко зажав под мышкой свою видавшую виды журналистскую папку, семенящей походкой, склонив голову набок, с важно-задумчивым взором я прошел к столику. На лице метра была изображена умильная улыбка, означающая «мы свое место знаем-с». Он суетливо шагал впереди меня к столику, видимо, спиной чувствуя острый профессиональный взгляд Шурика-гэбиста. Мои «сопровождающие» сопровождали меня по бокам, забыв прикрыть тыл. Лица у них были, как у каменных истуканов с острова Пасха.