Росс Томас - Желтый билет

— Примерно, — поправил меня Квейн.

— И власти так и не выяснили, кто подложил бомбу в частный самолет?

— Нет, — ответил Мурфин.

— Помнится, юный Роджер очень расстроился. Газеты пестрели его заявлениями о дрянной работе полиции.

— Среди друзей он выражался еще резче, — сказал Мурфин. — Дрянная работа предназначалась для прессы. В узком кругу она становилась дерьмовой. Как раз для этого и создан фонд.

— Разгребать дерьмовую работу полиции? — усмехнулся я. — Ну что ж, это очень кстати.

— Валло преследует более скромную цель.

— Какую же?

— Заговоры.

— О господи, кто же его надоумил? Вы двое? Я не утверждаю, что вы не имеете об этом ни малейшего понятия. Наоборот, если б мне захотелось организовать заговор, причем первоклассный, я бы обратился только к вам.

— Забавно, — улыбнулся Квейн. — По дороге сюда мы пришли точно к такому же выводу. Только имея в виду тебя.

Какое-то мгновение мы молчали. Затем, словно по команде, отпили из бокалов. Квейн закурил. В соседних кустах раздалась трель пересмешника. Где-то лениво гавкнула одна из наших собак. Честный Туан, сиамский кот, вышел на веранду и посмотрел на кусты, где заливался пересмешник. Но потом решил, что время охоты еще не подошло, потянулся, зевнул и улегся у ног Мурфина.

Я достал сигарету из пачки Квейна. Он по-прежнему отдавал предпочтение «Кэмелу».

— Братья Кеннеди, — закурив, сказал я. — Он хочет вновь разворошить это осиное гнездо, не так ли?

— Он его уже разворошил, — ответил Мурфин. — Возможно, ты это заметил.

— Заметил, — согласился я. — Кто еще? Кинг? Уоллес?

Мурфин вновь кивнул.

— Итак, четверо и все остальное, что всплыло после выстрелов. Или Валло этим не ограничился?

— Хоффа, — сказал Квейн.

— Как? — удивился я. — Джимми же жив и здоров.

— Валло полагает, что он первый на очереди, — заметил Мурфин. — Это же очевидно, не правда ли?

— В некотором смысле, — признался я.

— Есть и еще один, — добавил Квейн. — Твой приятель.

— Мой?

— Да, твой. Арч Микс.

Пересмешник внезапно смолк. На мгновение над верандой повисла мертвая тишина, затем в пруду плеснулась рыба. В моем бокале задребезжал лед.

— Никогда, — сказал я.

— Десять тысяч, — Мурфин наклонился вперед. — Десять тысяч за два месяца. Если ты найдешь его, еще десять тысяч.

— Нет.

— Ты понимаешь, почему мы обращаемся к тебе, не так ли? — продолжал Мурфин. — Ты знаешь Микса лучше, чем кто бы то ни было. Господи, ведь ты изучал его жизнь пять месяцев.

— Шесть, — поправил я. — Я состарился, изучая его. А когда закончил, свалился с мононуклеозом. Глупо, не правда ли? В тридцать два года заболеть мононуклеозом.

— Харви, поговори с Валло, а? — попросил Мурфин. — Это все. Только поговори с ним. Мы сказали ему, что вряд ли тебе удастся выяснить, кто похитил Микса, но, возможно, ты сможешь узнать, почему это случилось. А исходя из мотивов похищения, мы с Квейном с помощью фонда раскопаем, кто приложил к этому руку.

— Вы думаете, этот «кто» существует?

— А как же иначе? — Мурфин взглянул на Квейна, и тот кивнул. — Смотри сам. У парня прекрасная работа. Он ладит с женой. Гордится отменным здоровьем. Ему сорок пять, его дети не в тюрьме и не балуются наркотиками. И вот однажды утром он встает, съедает завтрак, пролистывает газету, садится в машину и уезжает на службу. В кабинете он не появился. Его не могут найти. Нет даже машины. Он попросту исчезает.

— А что тут особенного? Такое происходит каждую неделю, если не ежедневно. Придумано даже название. Синдром «дорогая, я поехал на угол за сигаретами».

— Микс не курит, — напомнил Мурфин.

— Ты прав. Я забыл.

— Харви, — вмешался Квейн.

— Что?

— Пятьсот долларов. За разговор с Роджером Валло.

Я встал и подошел к ограждающему веранду барьеру. Снял рубашку и джинсы, оставшись в одних плавках. Поднял с пола длинный бамбуковый шест с крюком на конце, подтянул джутовый мешок с одеялом и влез на барьер. Потом обернулся. Мурфин и Квейн смотрели на меня, как и Честный Туан.

— Тысяча, — сказал я. — Я поговорю с ним за тысячу долларов.

Оттолкнувшись от барьера, я воспарил над прудом, в самой высокой точке отпустил мешок и камнем полетел вниз. В воду я упал с громким плеском, получив, как и ожидал, огромное удовольствие.

Молодые годы, как мне иногда кажется, я провел довольно неразумно, пытаясь все успеть. Возможно, я просто спешил определиться с призванием в жизни. К тридцати двум годам я уже был студентом, полицейским репортером, членом законодательного собрания штата, иностранным корреспондентом. Некоторые ошибочно видели во мне и секретного агента. В сорок три я остался лишь рифмоплетом и пастухом, если две нубийские козы могли считаться стадом.

Начальную школу политики я прошел во Французском квартале Нового Орлеана, где родился и вырос, а совершенные там преступления стали темой моих статей в «Айтеме», газете, где я работал с семнадцати лет, одновременно учась в университете Тулейна. На занятиях я не отличался особым усердием, так как выбрал в качестве основных предметов французский и немецкий, два языка, на которых выучился говорить, не достигнув пяти лет, потому что моя мать родилась в Дижоне, а отец — в Дюссельдорфе.

В 1954 году, когда мне стукнуло двадцать один и я только получил диплом, жители нашего квартала решили, что они должны иметь своего представителя в законодательном собрании штата. Их выбор пал на меня. Я победил на выборах без всяких затруднений, но, к сожалению, моя карьера закончилась очень быстро, ибо, как объяснил мне один из старейших законодателей, штат еще не дорос до предложенных мной нововведений. Однако законодательное собрание является идеальным местом для получения политического образования в части софистики, плутовства, нечестности и обмана. Если же говорить о штате Луизиана, то указанные дисциплины достигли там своего совершенства. И избрания на один срок вполне хватило для того, чтобы никакое политическое мошенничество уже не могло ни поразить, ни удивить. Иногда оно навевало грусть, чаще веселило, но не более того.

Стоя перед зеркалом в ванной, без всякой на то причины вспоминая тусклое прошлое, я пытался решить, стоит ли мне сбрить усы. Рут проходила мимо и остановилась, прислонившись плечом к дверному косяку.

— Если ты сбреешь усы, — сказала она, — то утратишь сходство с мистером Пауэллом.

Я поднял палец и закрыл один ус.

— Не стану ли я похож на Виктора Маклэглена?

Она критически оглядела меня:

— Пожалуй, особенно если ты научишься вертеть в руках парусиновую кепку. Никто не умел делать это лучше его.

— Черт, — вздохнул я. — Лучше я их оставлю.

— Когда ты должен встретиться с мистером Валло?