Роберт Стреттон - Час нетопыря

— Слушаюсь, господин президент, — прошептал Тамблсон. — О какой части вы говорите?

— Тамблсон, не притворяйтесь, что не знаете, о чем я говорю. 665-й батальон поднял сегодня вооруженный мятеж против президента и конгресса Соединенных Штатов. Если вы об этом ничего не знаете, то непонятно, что вы вообще делаете в должности председателя Комитета начальников штабов. Идите и как можно скорее представьте мне свой доклад.

— Слушаюсь, господин президент, — выпрямился Тамблсон. — Но у меня есть еще донесение штаба военно-морских сил, в котором…

Гаррисон бегло просмотрел донесение и почувствовал, что у него подгибаются ноги. Торпедировать в открытом море советский корабль — это означало, что Москва не поверит теперь ни одному слову объяснений, которые даст Вашингтон. Надо быть сумасшедшим, чтобы поверить, что в течение нескольких часов по какой-то дьявольской случайности произошли похищение боеголовок, авария спутника и обстрел их крейсера.

Гаррисон подумал, что совершилось самое худшее, что могло совершиться: его вооруженные силы, командование которыми теоретически принадлежало ему, завели Америку туда, откуда повернуть назад уже не было возможности.

В этот момент полковник Уиндер доложил, что на «горячей линии» с ним ждет разговора Генеральный секретарь КПСС.

Разговор президента Соединенных Штатов с Генеральным секретарем занял три минуты тридцать пять секунд.

Он не был обменом любезностями. Его содержание, зафиксированное в магнитофонной записи, которая в архиве сразу же получила высшую степень секретности, позволило бы историкам понять многое из того, что кажется непонятным современникам.

Президент Гаррисон отдавал себе отчет, что создалась ситуация, самая опасная из всех, какие знала история человечества, ибо ядерная война могла разразиться каждую минуту. Но еще не все было потеряно.

Поэтому, закончив разговор с Москвой, Гаррисон приказал снова объявить «красную тревогу» во всех частях американских вооруженных сил по всему земному шару и поручил государственному секретарю немедленно разыскать советского посла в Вашингтоне и пригласить его в Белый дом. Только непосредственная беседа могла еще спасти положение.

Президент известил членов Совета национальной безопасности, что посол будет участвовать в заседаниях Совета, пока кризис не удастся преодолеть. Представитель по делам печати получил от президента распоряжение назначить на 10 часов пресс-конференцию в Белом доме, которая будет транслироваться всеми телевизионными станциями и при помощи спутниковой связи передаваться за счет правительства Соединенных Штатов также и на Европу.

Президент распорядился, чтобы члены Совета были готовы начать заседание, как только прибудет посол.

Когда Говард Джеффри Гаррисон вошел в свой кабинет, секретарша президента испуганно вскочила. Президент постарел лет на десять. В его черной пышной шевелюре было полно седых волос.

Ситуация, которая сложилась в мире примерно к 14 часам по западноевропейскому времени, выглядела следующим образом:

Советское руководство не верило президенту Гаррисону и его помощникам.

Президент Гаррисон не доверял собственным вооруженным силам, Центральному разведывательному управлению, канцлеру ФРГ Лютнеру и его тайным службам. У него были также сомнения, можно ли полагаться на все заверения советской стороны.

Председатель советского Комитета государственной безопасности не верил ни в какие объяснения американцев, поскольку слишком много знал о методах, которыми пользуется ЦРУ.

Директор ЦРУ контр-адмирал Прескотт не верил советским заверениям. Не верил во внезапный сердечный приступ, который случился с дежурным специалистом разведывательного центра. К тому же он потерял всякое доверие к Палмеру-II, заподозрив, что тот в каких-то собственных целях (может, для того, чтобы занять пост директора ЦРУ?) поставил своего начальника в столь компрометирующее положение.

Председатель Комитета начальников штабов генерал Тамблсон не верил, что советская сторона так сдержанно реагирует на сложившуюся ситуацию, не верил директору ЦРУ Прескотту, которого подозревал в подготовке какого-то заговора, а вдобавок не верил немцам вообще и каждому из них в отдельности. В молодости, будучи еще сержантом, Джон Тамблсон участвовал в освобождении лагеря в Берген-Бельзене.

Советский министр обороны не верил в целесообразность дальнейших переговоров с Вашингтоном, так как время работало на американцев. Кроме того, он еще сержантом принимал участие в освобождении лагеря в Штутгофе и никогда не мог избавиться от подозрений, что за каждым такого рода кризисом стоят происки германских милитаристов.

Канцлер Лютнер не доверял Гаррисону, его генералам и советникам. Он не верил Ведомству по охране конституции и вице-канцлеру Фёдлеру. В какой-то момент он засомневался, можно ли доверять сообщениям его друга и товарища Шёрдвана-Томпсона и надежна ли та информация, которая поступает от военных.

Советник президента Гаррисона доктор Натаниэл Рубин не верил, разумеется, никому в Центральном разведывательном управлении, не верил русским, немцам, американским генералам, французам, а особенно — Роберту Магорски, которого считал циничным выскочкой без какой бы то ни было квалификации.

Роберт Магорски не верил Рубину, которого считал раздувшейся от самомнения жабой, и полагал, что Рубин ради собственных амбиций будет подсказывать Гаррисону (ему он, впрочем, тоже не верил) самые худшие из возможных решений.

Министр обороны ФРГ Петер Граудер был неприятно поражен случившимся в 14-й дивизии и просто-таки невероятными по быстроте кадровыми заменами, которые произвел в дивизии Генеральный инспекторат. Граудер начал подозревать, что эта мифическая тайная организация, о которой поговаривали в министерстве, может, и не такая уж мифическая.

Президент Франции Пейо не верил американцам, немцам и русским. Он вообще ни во что не верил, кроме как в величие Франции. В связи с этим он поставил на ноги все шесть родов французской разведки, чтобы сориентироваться в действительном ходе событий. Потом он все же вспомнил, что сведения политической контрразведки его не раз подводили. Поэтому осталось только пять разведок. Начальник специальной политической разведки Лакруа потребовал для начала изложить содержание бесед с Гаррисоном и Лютнером. Однако это требование Пейо отверг. Дело дошло до крупного разговора. Изучение ситуации началось с установления дружеского контакта с Ведомством по охране конституции соседней страны.

Правительства стран — членов пакта не доверяли американцам и русским, не доверяли также и немцам, а сверх того одно не доверяло другому, подозревая друг друга в намерении выйти из игры или в тайных сношениях с Вашингтоном.