Евгений Габуния - По обе стороны Днестра

— Как не знать! — снова удивился Мадан. — На моих глазах вырос. Я и отца ихнего покойного знал. Крепкий был хозяин, ничего не скажешь, но прижимистый. За мешок кукурузы два требовал отдать. Кулак, одним словом, нынче их так называют. Я у него батрачил… — он тяжело вздохнул. Мадану явно не хотелось вспоминать прошлое.

— А о сыне его, Василии, что можете сказать?

Мадан молчал, теребя в руках кушму. Наконец нехотя произнес:

— Сказать ничего не могу.

— Как это — не можешь? — председатель повысил голос. — Если спрашивают, отвечай.

— Погоди, Данила Макарович, — остановил его Трофимов. — Понимаете, уважаемый Илие Кондратьевич, — обратился он уже к Мадану, — мы же не просто так, из любопытства, интересуемся. Тут дело важное, можно сказать даже — государственное.

Мадан по-прежнему молчал, опустив голову.

— Да ты, Илие Кондратьевич, никак боишься этого Мугурела? председатель испытывающе взглянул на него. — Не ожидал, честное слово. Ты ж у нас передовик колхозного производства, ударник! И испугался какого-то кулака. Эх ты!

Мадан, наконец, оставил в покое свою кушму, не глядя ни на кого, пробормотал:

— Не приучен я, товарищ председатель, на людей наговаривать, тем более на соседей. — И еще тише добавил: — А если он вернется и все узнает? Что тогда будет? Дом подпалит, он на все способен…

Мунтяну нахмурился, прошелся по комнате и остановился возле стула, на котором сидел Мадан.

— Запомни крепко и передай всем, кто сомневается. Такие, как Мугурел, никогда не вернутся. Не позволим. А тех мироедов, которые палки в колеса колхозу вставляют, народ мутят, ликвидируем как враждебный класс. Понял? Так всем и передай. Советская власть крепко стоит. А теперь говори.

— А что говорить? Вы спрашивайте… — решился, наконец, крестьянин.

— Вот вы, Илие Кондратьевич, сказали, — обратился к нему Трофимов, вдруг Мугурел вернется и узнает… Что именно он мог узнать, что вы имели в виду?

…Случилось это две недели назад. Мадан уже спал, когда ночью, в котором часу, он не знает, часов у него нет и никогда не было, его разбудил громкий лай соседской собаки. Мадан знал, что пес так лает только на незнакомых людей. Обеспокоенный, он встал, взглянул в окно и увидел, как Мугурел открывал дверь и впустил в дом двоих. Один был повыше, другой ниже ростом и худее. Их лиц не разглядел, ночь была темная, безлунная. Мадан стал не то чтобы приглядывать за домом соседа, нет, просто его одолевало любопытство. Однажды выдалась лунная ночь, не спалось, он услышал, что дверь в доме соседа отворилась, взглянул в окно и обомлел от удивления: по двору шел младший брат Василия — Григорий, тот самый, который сгинул много лет назад. Он, Илие Мадан, в бога верует, но на пришельца с того света Григорий никак не походил: мертвецы малую нужду не справляют, да еще прямо во дворе. Откуда же он взялся? Не иначе, с другой стороны, да еще не один. Видел Мадан, как другой, незнакомый мужчина, ростом пониже Григория и сложением послабее, выходил ночью во двор за тем же самым. Лицо его разглядеть не удалось, хотя луна светила. И вот еще что очень заинтересовало Мадана. Он видел, как в дом Мугурела по вечерам приходили люди, группами по нескольку человек, чему он, Илие Мадан, очень удивился, так как сосед жил уединенно и к нему раньше редко кто захаживал.

Закончив свой рассказ, который изредка прерывал уточняющими вопросами Трофимов, Мадан с облегчением вздохнул, свернул толстыми пальцами самокрутку и нетерпеливо затянулся. Никогда еще за свою жизнь он так много не говорил. Проводив глазами сгорбленную не столько годами, сколько тяжким трудом спину Мадана, председатель задумчиво сказал, обращаясь скорее к самому себе, чем к Трофимову:

— Думаешь, он один такой? Многое еще не понимают крестьяне. А те контрики, — он резко вскинул руку в сторону Днестра, — этим и пользуются. Мало, стало быть, я эту контрреволюционную сволочь порубал.

— Может, и мало, — откликнулся Трофимов. — Только тогда война шла в открытую, ясно, кто свой, кто чужой. А теперь, Данила Макарович, другие времена. Шашкой можно таких дров нарубать, что долго расхлебывать придется, чем мы, кстати, сейчас с тобой и занимаемся.

Трофимов, сам того не желая, почти дословно повторил высказывание секретаря обкома по поводу «дров». Мунтяну расценил это как напоминание о недавнем разносе начальства, однако смолчал. Он вышел, растолкал прикорнувшего в коридоре у теплой печки старика-возницу и велел ему отвезти агронома в Тирасполь.

Начальник Трофимова, выслушав доклад, остался, как показалось тому, доволен его работой.

— Явственно прослеживается почерк сигуранцы. Сведения закордонного источника подтверждаются. Неизвестным спутником Марчела был Григорий Мугурел. Так и доложим. А вот кто такой этот Марчел? Судя по всему, он и есть главный.

— Допустим, это мы узнаем за кордоном? А что дальше?

— Дальше видно будет. Такая наша работа — узнавать, молодой человек. А пока что тебе новое задание, и учти — из самой Москвы. — Он строго взглянул на Трофимова. — Нужно срочно подобрать парочку верных и толковых хлопцев из Протягайловки для заброски на тот берег. Окраска — беженцы. Там наш человек с ними свяжется. Мы должны знать из первых рук обстановку, настроения, вообще все, что с ними там делает сигуранца. Подберешь доложишь. Мы еще с ними здесь потолкуем. Разрешаю посоветоваться с Данилой Мунтяну. Он парень надежный, я его хорошо знаю, горячий только слишком, но это в данном случае не помеха. И больше никому — ни слова. Ясно?

— Так точно! — бодро отвечал Трофимов, хотя ясно ему было далеко не все.

Сельчан, особенно молодых, он знал еще плохо. Вдруг тот, с кем он заведет разговор, откажется и после проболтается? Действовать надо только наверняка. Размышляя таким образом, он пришел к выводу, что без председателя сельсовета никак не обойтись.

Стоял уже поздний вечер, когда двуколка Трофимова въехала на околицу Протягайловки. Порядком уставшая лошадка, почуяв село, прибавила шагу. Молчавший всю дорогу старик-возница, недовольный тем, что его оторвали от теплой печки для этой поездки, осведомился, куда везти агронома — к тетушке Марии или в сельсовет. Порядком продрогшему в своем пальтишке Трофимову очень хотелось поскорее добраться домой, согреться горячим чаем или чем-нибудь покрепче, и проголодался он изрядно, однако попросил отвезти в сельсовет. «Если не застану там, схожу домой», — решил про себя. Тускло освещенное окошко сельсоветского домика Трофимов разглядел еще издали. Председатель был на месте. Мунтяну внимательно взглянул на него красными от недосыпания глазами.

— Ну как, Митя, прав я был или нет? — Он понимающе улыбнулся. Попало тебе от начальства или обошлось?