Виль Рудин - День «Икс»

— Послушай-ка! — хлопнул его по плечу секретарь. — Ты сам-то с какого завода?

— Чего? — обернулся тот.

Секретарь повысил голос — так, чтобы слышали все:

— Я говорю — ты сам с какого завода?

— Я — с завода? — он растерялся.

— Друзья, ошибка вышла! — закричал секретарь, теперь уже обращаясь прямо к рабочим. — Я думал, это делегат с какого-нибудь завода, а это кудэммхен [13] Дамочка с улицы Курфюрстендамм. Игра слов, означающая: «проститутка». в штанах!

По двору прокатился хохот.

Эрих заметил, как в толпе возникло какое-то движение: то тут, то там люди вдруг начинали протискиваться ближе к трибуне, другие, наоборот, выбирались из толпы и быстрым шагом уходили за здание шахтоуправления.

«Это из боевой группы, — сообразил Эрих. — Они уходят за оружием. А протискиваются сюда шахтеры, видимо, чтобы в случае чего защитить секретаря».

Но сам секретарь, казалось, просто не думал об этом. Переждав, пока затихнет хохот, он крикнул в толпу:

— Друзья! Вы меня знаете, — я вырос на этой шахте и здесь начинаю стареть. Эй, Краних! Мы работали в одной бригаде — ты можешь на меня пожаловаться?

— Ты верный товарищ! — пробасил кто-то из толпы.

Говорившего Эрих не заметил. Он только удивился, как смог секретарь увидеть нужного ему человека в тысячной толпе.

— Эй, Хаммер, — я был у тебя бригадиром, — может, я тебе не угодил?

— Что ты старое ворошишь? Дело давай! — выкрикнуло в ответ несколько голосов.

— Вот вам дело! — резко повернулся в их сторону секретарь. — Можно мне верить или нет?

— Можно! Верим! — зашумели в толпе.

Секретарь вдруг схватил за руку стушевавшегося оратора и вытолкнул его вперед.

— А может, этому сопляку поверим? Ты кто? — набросился он на чернявого. — Скажи-ка им. Ты кому душу продал? Тебя кто послал? Что ты болтаешь о рабочей солидарности, — ты же молотка в руках не держал! — Секретарь снова схватил его за руку, рванул ее вверх и потряс. — Полюбуйтесь вот на мозолистую лапу пролетария! — Тот вырвался, но было поздно — кругом засмеялись, увидев его нежные пальцы и узкую белую ладонь. Секретарь оттолкнул его в сторону.

— Друзья! К вам обращается Окружной Комитет нашей партии. Окружной Совет и правление профсоюзов. — В руках секретаря затрепетал белый листок. — Правительство признало последние мероприятия ошибочными, они отменены — вы это знаете?

— Ясно! Чего спрашиваешь? — раздалось с разных сторон.

— А раз ясно, то и другое надо понять: смутьяны и провокаторы, агенты западных держав пытаются толкнуть вас в бездну, они хотят вашими руками разрушить в муках рожденную, новую, нашу с вами Германию. Не выйдет! Мы били этих господ, мы разобьем их сейчас и будем всегда бить и впредь. Пусть запомнят: всегда! Друзья! Мы решили: никакой забастовки! Мы будем работать. Нас, рабочих, не собьет с толку этот слюнтяй...

И тут Эрих увидел, что посланец «западной демократии» — не такой уж слюнтяй: он выхватил пистолет, передернул затвор. Еще не успев, казалось, ничего сообразить, Эрих, как на занятиях дзю-до, перехватил кисть с пистолетом, чуть потянул на себя и резко повернул влево. Дико взревев от боли, чернявый юнец повалился с трибуны. Пистолет остался в руках Эриха.

Оставшиеся на трибуне трое молодчиков бросились на него, — одного Эрих свалил ударом пистолета по голове, другому Копанке подставил ногу, и он растянулся на досках. Его тут же скрутили. Третий спрыгнул вниз, к своим.

В этой давке, притиснутые один к другому «провозвестники свободы» не могли пустить в ход свое оружие. Они пытались вырваться из толпы, но людям некуда было отступать.

Глухо зарокотав, как море перед бурей, толпа еще теснее сомкнулась вокруг них.

Сверху Эрих увидел, что какой-то молодчик ухитрился все-таки приставить пистолет к груди стоявшего перед ним пожилого рабочего, выстрелил в упор, и рабочий, который из-за давки не мог ни отклониться, ни поднять руки, вдруг стал оседать. И вот плечи его, а потом и голова окрылись в людском водовороте... В другом месте шахтер, схватив какого-то рыжеволосого коротышку левой рукой за горло, гнул его назад, потом ударил кулаком по лицу... И разом вспыхнула драка — пришельцев тут же смяли. Перед тем, как броситься вниз, — нельзя же, чтобы всех перебили. — Эрих увидел, как из-за шахтоуправления выбегают вооруженные рабочие.

— Пробейтесь к воротам, закройте! — бросил Эрих секретарю. Тот понимающе кивнул. Но сделать это было невозможно: метущаяся толпа очень быстро переместилась к воротам и мешала сдвинуть створки. Тогда Эрих, с помощью нескольких шахтеров, перетащил трибуну к самой стене. Еще секунда-другая, и они спрыгнули на тротуар по другую сторону. Кто-то уронил винтовку, — она глухо стукнулась, кто-то чертыхнулся, ударившись об асфальт... Эрих, не оглядываясь, бросился к воротам, из которых на улицу уже выкатывалась толпа. Он махнул рукой бежавшим за ним рабочим:

— Скорее! Надо оцепить, чтобы не ушли. В драку не лезьте, близко не подходите! В цепь! Заходи с той стороны!

Но их было слишком мало, чтобы создать сомкнутую цепь, а стрелять они не могли. Самым отчаянным молодчикам удалось вырваться из свалки, и они во весь дух улепетывали по улице...

Остальных, — их было человек двенадцать, — избитых, окровавленных, рассвирепевшие рабочие чуть не волоком затащили в грузовик — тот, на котором было доставлено оружие.

У грузовика поставили охрану, ворота закрыли — около них стали вооруженные шахтеры.

— Вам большой конвой надо? — Секретарь взглянул в пылавшее от возбуждения лицо Эриха и заметил нечто необычное. Секунду-другую он припоминал что-то, потом нерешительно спросил: — Извините, вы приехали в фуражке?

Эрих машинально провел пальцами по волосам — ее не было.

— Фу, черт! Слетела в этой свалке. — Он махнул рукой: — не до этого. Конвой неплохо бы — человек десять. И еще одну машину. Мы этих милых юношей рассадим, чтобы не все вместе.

— Сейчас все сделаем.

...А во дворе продолжала гомонить тысячная толпа, и Эрих видел, как возбужденные рабочие потянулись в здание шахтоуправления — пошла на работу очередная смена; как понесли на носилках в медпункт несколько шахтеров; как на асфальтированном дворе стали строиться шеренги вооруженных рабочих, быстро подравниваясь; как сноровистый Штарке с перевязанной головой, бывший вахмистр, словно это само собой разумелось, быстро и решительно разбивал их на десятки, назначал командиров...

Да, теперь за шахту можно было быть спокойным. Сюда никто больше не сунется.

Кульман, еще не пришедший в себя после бегства с фарфоровой фабрики, поднимался по лестнице на второй этаж. Эти горлодеры в штабе, наверно, по-прежнему спорят о местах в магистрате.