Андрей Константинов - Расследователь: Предложение крымского премьера

Он попытался вспомнить, когда Кука оставил его в покое… напрягал память, прокручивал в уме все события последних дней, но вспомнить не мог.

Подали трап.

— Андрей, — удивленно и чуть встревоженно спросила Галина. — Андрей, как я… рада тебя слышать… Ты знаешь — когда ты улетел, у меня было такое чувство… что ты уже не позвонишь… никогда.

— Почему?

— Не знаю… Не знаю, почему-то мне так казалось.

— Ты ошиблась. Я не только позвонил, я приехал.

— Приехал? Ты приехал? — удивленно спросила она. — Ты откуда звонишь?

— Если ты посмотришь в глазок, то поймешь, — ответил он.

Через несколько секунд светлая линза «глазка» потемнела. А еще через две секунды дверь распахнулась. Обнорский положил телефон в карман. Галина — босиком, в легком халатике — смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Она смотрела на него, он — на нее… Пауза казалась бесконечной, и уже было понятно, что ничего, напоминающего прошлые визиты Обнорского, на этот раз не будет — ни любовной истомы, ни эротических безумств в зеленой воде джакузи.

— Ой, да чего же мы на пороге-то стоим, — опомнившись, засуетилась Галина. — Проходи, Андрей, я так рада… Почему ты не предупредил заранее?

Она говорила что-то еще, но Обнорский не вслушивался, потому что слышал еле заметную, но все же уловимую фальшь в ее голосе. Она старалась изобразить радость встречи с любимым мужчиной, но при этом ей не удавалось скрыть страх быть разоблаченной.

Он позволил снять с себя куртку, позволил провести себя на кухню.

Он даже не стал останавливать Галю, когда она помчалась набирать воду в джакузи. Андрей закурил сигарету и, вздохнув, пошел за женщиной в ванную.

Галина, наклонившись и «демонстрируя классный ракурс», насыпала в ванну каких-то экстрактов. Несколько раз она суетливо оглянулась и улыбнулась Обнорскому, но улыбки эти получались какими-то вымученными.

— С дороги надо обязательно искупаться, — сказала Сомова и Андрей согласно кивнул:

— Да, это хорошая народная традиция. Полезная и не устаревшая. Слушай, Галя, я вот о чем хотел тебя спросить… Ты ведь на Эстера давно уже работаешь… Зачем же тогда ты нас вообще в это дело втянула? С тебя же все началось… На хрен тебе это было надо? Или ты тогда, в самом начале, решила, что мы ничего расследовать не будем, а просто напишем, что Бунчук палач?

Галина грузно села на край ванны — так, словно у нее подкосились ноги. С усилием сглотнув, она затрясла головой:

— Я не понимаю… С чего ты взял… Я работаю на Эстера? Кто… Кто это тебе…

— Да брось ты, — устало махнул рукой Андрей. — Не надо вот этого всего… Все ты прекрасно знаешь и понимаешь.

— Я не…

— Перестань! Я не разборки вести с тобой сюда пришел… И не предъявы тебе строить. Я не собираюсь играть в доказательства — хотя у меня их столько, что даже тошно. У нас с тобой разговор один на один — и скрытой записи я не произвожу, — так что врать тебе резона нет… Не бойся. Я тебе ничего не сделаю.

Галина зачерпнула из ванны воды и плеснула себе в лицо. Потом растерла влагу по коже и посмотрела на Обнорского.

— А чего же ты хочешь? Зачем ты пришел, если не посчитаться?

Обнорский присел на корточки и ссутулился над своей недокуренной сигаретой:

— Зачем я пришел? Знаешь, я очень любознательный человек… Мне до сути вопросов дойти хочется гораздо чаще, чем это нужно для нормальной жизни… Я хочу понять… Ты меня и всю нашу команду на расследование подписывала — зачем? Логики в этом никакой нет… И еще один момент, чисто личный… Мне казалось, что тебе со мной было хорошо. Мне казалось, что между нами был не только секс, а нечто большее.

— Нечто большее? — Галина вдруг как-то очень не по-женски усмехнулась и взглянула Обнорскому прямо в глаза. С ее лицом произошло странное изменение — оно внезапно обрело такое выражение, которого Андрей никогда прежде не видел, — выражение, в котором смешивались усталость, цинизм и полное отсутствие интереса к жизни, — а ведь женщина почти всегда, даже на подсознательном уровне, думает о том, как она выглядит… На Обнорского смотрело лицо незнакомой женщины…

— Нечто большее, говоришь? Дай сигарету.

Андрей подал ей пачку «Кэмела» и зажигалку. Галина закурила, глубоко затянувшись несколько раз подряд.

— Я тоже, Андрей, сначала думала, что, может быть, есть между нами и нечто большее, чем секс. Только я ошиблась. Ты что-нибудь для меня хорошее сделал? Ну кроме того, что драл меня качественно? Ты как-то обо мне позаботился? Нет, дорогой мой. Ты меня просто использовал — в своем долбанном расследовании — отвези туда, отвези сюда… Ты даже не подумал, что вы-то все уедете, а мне здесь жить. Ты подумал о том, что многие знали про наши отношения? А? Тебя вообще хоть как-то моя жизнь интересовала? Как я живу, на что? Что у меня раньше в жизни было? Была ли я замужем, был ли у меня ребенок?

Ты хоть раз всем этим поинтересовался — благородный расследователь? Ах да, тебе, конечно, не до того было — все дела и дела. Времени хватало, только чтобы пожрать да потрахаться… А Эстер… Да, я помогаю ему. Не всегда, но когда он просит — не отказываю. Ни в чем. Потому что он, в отличие от многих, он мне тоже помог. Эта квартира — это Эстер. И работа моя в «Виктории» — тоже он.

Когда у меня девочка моя умерла — муж бросил, — вообще без средств к существованию осталась. И если бы не Эстер… Подохла бы я, наверное… Не тебе меня судить, правдоискатель. Я твоему вшивому Агентству, между прочим, работу дала, вы хоть и небольшие, но деньги на этом заработали — через меня. Но от тебя, Андрей, кроме джентльменского набора «конфеты-букеты» — извини, — но ничего реального не было. И ты не думай, что дело в деньгах. Дело в заботе.

Она замолчала, молчал и Обнорский. Андрей прикурил от окурка новую сигарету и потер левый висок. Зачем он пришел к этой женщине? Наверное, что-то его мучило. И, в общем, Обнорский даже понимал, что, просто сам себе до конца сформулировать не хотел, вроде как в прятки сам с собой играл. А все было просто — в его жизни уже не первый раз происходил полный, извините за выражение, «пердимонокль» с женщинами — и всякий раз после очень красивого начала. Сначала — с бывшей женой Машей. Потом — с бывшей женой Виолеттой. Потом с Леной Ратниковой. Потом с Катей Званцевой. Теперь вот — с Галиной. У Обнорского уже вырабатывался какой-то комплекс, ему уже начинало казаться, что это с ним что-то не так, что это в нем какая-то причина кроется, отчего все его любови заканчиваются настолько же по-уродски, насколько красиво начинались…

Вот в этом Андрей пытался разобраться. Вот за этим он и пришел к Сомовой.

— Да, Галя, — сказал наконец Обнорский, докурив свою сигарету и встав во весь рост. — Сильно ты выступила, ничего не скажешь. Крыть нечем. Я о тебе действительно заботился не очень. Ты права — времени не хватало. Ну и, наверное, душевной чуткости — врать не буду. Но, правда, и не предавал я тебя.