Андрей Константинов - Расследователь: Предложение крымского премьера

— А что это Родион Андреич?…

— Э-э, — сказал Обнорский, — это у нас шутка такая.

— Очень смешная шутка… Петербургская традиция?

— Н-нет… скорее — киевская. Но вообще-то… Знаете, я своим сотрудникам часто повторял слова Чехова о том, что нужно каждый день по капле выдавливать из себя раба. Вот они и… демонстрируют, что… что поняли эти слова и приняли их, как руководство к действию…

Из прессы:

"Сегодня сотрудники СБУ из отдела охраны президента Украины распространили в СМИ открытое письмо. Одиннадцать офицеров, подписавших письмо, «глубоко возмущены» и расценивают заявление народного депутата Верховной Рады Александра Стужи как «грубую клевету на СБУ и ее сотрудников, рассчитанную на неосведомленных людей». Подписанты считают ложью слова Стужи о том, что пленки с аудиозаписями разговоров высших должностных лиц государства, которые якобы причастны к исчезновению журналиста Горделадзе, ему передал один из офицеров СБУ — некий анонимный «офицер спецслужбы связи».

Одиннадцать «связистов» утверждают, что такие записи просто невозможно осуществить: «Каждому элементарно грамотному специалисту известно, что снимать информацию с каналов связи, чтобы фиксировать разговоры в помещениях, которые используются руководителями страны, невозможно ни с какой стороны: технической, организационной и физической». В письме отмечается, что каждый офицер подразделения правительственной спецсвязи во время выполнения своих служебных обязанностей может находиться в упомянутых помещениях только в присутствии представителя Управления государственной охраны. Все работы на средствах правительственной связи в этих помещениях документально фиксируются.

Существующая система организационно-технических средств исключает какие-либо отклонения от порядка проведения подобных работ. Кроме того, пишут сотрудники СБУ, “этого не позволяет сделать существующая правовая база, честь офицера, верность долгу и присяге, что традиционно является нормой поведения сотрудников СБУ. Со всей ответственностью заявляем, что никто из нас никогда, ни при каких обстоятельствах не имел отношений со Стужей. Его заявления относительно причастности руководителей государства и представителей СБУ к событиям, связанным с именем Георгия Горделадзе, считаем популистскими, невзвешенными, недостойными звания народного депутата Украины и лидера политической партии”, — подчеркивается в письме. В документе также говорится: "Поступoк Стужи оцениваем как провокационную, но неудавшуюся попытку опорочить высокое звание офицера СБУ, посеять недоверие к нам со стороны общественности, высших должностных лиц Украины, вбить клин между руководством страны и правоохранителями ".

— Теперь нас пинают все, кому не лень, — сказал полковник Перемежко.

Полковник был грузен, лысоват, одет в невзрачное пальтецо. Мясистый нос украшали очки в металлической оправе. Его можно было принять за бухгалтера или какого-нибудь инженера-неудачника, так и не поднявшегося по служебной лестнице за двадцать лет службы.

— Все, — говорил полковник, — об нас ноги вытерли. Как о половичок. Да если бы мы знали, что с этим грузином что-то может случиться, мы бы к нему взвод «Беркута» приставили… Нам нужны эти головные боли?

— Думаю, не нужны, — ответил Обнорский. Поезд метро летел над Днепром.

Стылая серая вода лежала внизу широкой лентой. В вагоне было почти пусто: полковник, Обнорский, молодая парочка, Каширин и двое мужчин. Мужчины, как полагал Андрей, были людьми Перемежко. Полковник позвонил на трубу Обнорского спустя час после разговора «варягов» с крымским премьером, представился, спросил, чем может быть полезен. Андрей ответил, что необходим личный контакт.

— Хорошо, — ответил Перемежко. — Давайте часиков в восемь в Ботаническом саду… Место там тихое.

Обнорский усмехнулся про себя: вчера уже провел одну встречу в «тихом месте». Ботанический сад был неподалеку — на бульваре Шевченко, почти у площади Победы… Он отказался от встречи в «тихом месте». Предложил что-нибудь нейтральное… метро, напримep. Co скрипом полковник согласился, но перенес встречу на более позднее время — на одиннадцать вечера. За час до назначенного срока Обнорский и Повзло поехали «кататься». Они кружили по городу минут двадцать, потом Обнорский выскочил у площади Независимости, нырнул в метро.

«Хвоста», кажется, не было… Он купил за пятьдесят копеек пластмассовый жетончик зеленого цвета с абстрактным изображением пятилистника, спустился вниз. Киевское метро оказалось на удивление глубоким, напоминало в этом смысле питерский метрополитен. Почти сорок минут он катался туда-сюда, пересаживался с линии на линию, наблюдал за пассажирами. Убедился, что «хвоста» действительно нет…

Ровно в двадцать три ноль-ноль Обнорский встретился на перроне станции «Арсенальная» с полковником Перемежко. Вместе с ними в вагон вошли двое неприметных мужчин и Родя Каширин.

Поезд выскочил из тоннеля, остановился на станции «Днепр» и ринулся по мосту на левый берег. Внизу тускло блестела холодная вода.

— …нужны нам эти головные боли? — сказал полковник.

— Думаю, не нужны, — ответил Обнорский.

— Правильно думаете… От «дела Горделадзе» все сейчас шарахаются, как от чумной крысы. Поэтому, поймите меня правильно, моя помощь может быть весьма ограниченной.

— Я понимаю.

— Чего же вы хотите?

— Мне нужны распечатки телефонов нескольких человек из окружения Горделадзе… это реально?

— Реально, — не очень охотно произнес полковник. — Кто конкретно интересует?

— Вот списочек. — Андрей передал газету. Перемежко взял газету в руки, заглянул внутрь. Поезд летел над пустым и мрачным Гидропарком.

— Вайс, Затула, Мирослава и Алазония — это реально, — сказал полковник.

— Но — Матецкий! Вы с ума сошли. Он депутат Рады, член Комитета по оргпреступности и…

— Я знаю, — перебил Андрей. — Я знаю, кто такой Отец.

— Тем более… Вы что же, хотите, чтобы меня раком поставили?

— Нет, не хочу.

— Тогда забудьте про Отца… Контроль за депутатом Рады исключен полностью. Это стопроцентный звиздец, — сказал полковник.

— Хорошо, я понял… С остальными поможете?

— Да… А за какой период нужны распечатки?

— С первого августа по сегодняшний день.

— Вы отдаете себе отчет в том, что это тысячи звонков?

— Да.

— Что ж, Бог в помощь, как говорится. Будут вам распечатки. Что-нибудь еще?

Поезд, расталкивая холодный воздух, вылетел на Русановский мост.

— Да, Василий Василич. Вчера на домашний телефон квартиры, которую я снимаю, звонили. Звоночек был в шестнадцать тридцать. Полагаю, из таксофона. Сможете уточнить?