Гейл Линдс - Мозаика

— Мы должны оставить Джулию здесь, — сказал он сыну. — Однажды к ней уже вернулось зрение. Мы не можем допустить, чтобы это повторилось еще раз. Может быть, она ничего и не сделает с нашей женщиной, но только дурак может так рисковать.

— Ты думаешь, она сможет снова прозреть?

— Так мне сказал доктор Дюпюи. Я звонил ему в Париж. Он сказал, что это наверняка может случаться вновь и вновь, пока зрение не вернется к ней окончательно. С другой стороны, один приступ в Лондоне мог быть просто помрачением ума. Но мы не можем уповать на случайность.

Винс кивнул. Он затушил сигарету в пепельнице на столе. Он был главным доверенным лицом и советником отца. Они понимали друг друга и доверяли друг другу. Когда отец станет президентом, Винс будет назначен директором главной разведки, ДГИ, и станет одним из самых молодых в этой должности. У него есть все необходимые дипломы и нужный опыт, и он пройдет собеседование без сучка и задоринки.

В должности ДГИ у него будет более свободный доступ в Овальный кабинет, чем у Билла Кейси при Рональде Рейгане. Вместе с отцом они от имени Соединенных Штатов будут реагировать на все зарубежные выборы, технологические скачки, жестокие столкновения, убийства и войны. Они будут контролировать действия иностранных правительств, манипулировать целями всех мировых лидеров. И они смогут быстро действовать в интересах страны.

— От Джулии не должно быть никаких неприятностей. Ей нужно помочь остаться здесь.

Винс колебался. Все утро он думал о помощи, которую оказывал отцу. Прочитав содержимое пакета, который его дед послал Сэму Килайну, он едва сдержал злобу. Но резкие черты его красивого лица оставались невозмутимыми, а голос был совершенно спокоен, когда он сказал:

— Я и не знал, что у нас была Янтарная комната. Где же она теперь?

Крейтон разглядывал сына, сидевшего на троне своего деда. Винс мог одурачить кого угодно, даже свою мать, но не Крейтона. Они слишком похожи. Он чувствовал злобу и разочарование, которые Винс пытался скрыть.

— Так ты читал письмо отца? — сказал он мягко.

Винс взорвался:

— Конечно, читал! Как еще я мог узнать о Янтарной комнате? Ты мне ни слова о ней не говорил!

Крейтон подался вперед, его лицо было серьезным. Он мысленно контролировал все свои движения, следя за тем, чтобы жесты и мимика лица не выражали ничего, кроме доверия и спокойствия, источником которых была абсолютная искренность.

Он сказал:

— Сынок, до меня тоже доходили слухи о ней, когда я был в твоем возрасте. Я не знаю, что ты прочитал, но могу сказать, что если Янтарная комната еще существует, то у меня ее нет. Я не могу представить, что отец мог скрывать от меня ее местонахождение. Много лет назад я подслушал разговор между ним и Дэном Острианом. Отец никогда не проговорился бы — ты знаешь, какой он молчун, черт его дери, — но, судя по тому, что он сказал, она могла быть у Дэна Остриана. Вот и все. Больше я не слышал ни слова.

— Тогда почему старик написал, что она у него?

— Чтобы привлечь внимание. Он не хочет оставаться в приюте для престарелых. Мы оба это знаем. Он хочет, чтобы кто-нибудь «спас» его, и будет говорить все что угодно, и делать все что угодно, чтобы только выбраться оттуда. И тогда он попытается вернуть себе право распоряжаться своими деньгами.

Винс кивнул:

— Отдаст их первому страдальцу, который появится на горизонте. Он всякое может выдумать, чтобы выйти из приюта.

Крейтон улыбнулся. Винс был хорошим сыном, и он доверял ему почти во всем.

— Что-нибудь еще на повестке дня?

— Пока нет. Все время держи меня в курсе, где бы ты ни находился. Я буду делать то же самое. Вечером ты летишь в Калифорнию?

— Да. Завтра опять предвыборные речи. — Он посмотрел на свой «Ролекс». — Пойдем. Джулия должна уже быть здесь. Буду рад держать ее под нашим контролем.

Лицо Джулии было напряженно-строгим, когда роскошный лимузин прибыл в Арбор-Нолл. Губы были запекшимися, а глаза горели от яростного желания вновь обрести зрение. Она опустила веки и прижалась лбом к холодному стеклу. Длинные волосы упали вперед, и она заправила их за уши. Она готовила себя к встрече с Редмондами.

С момента пробуждения в Лондоне «Реквием» Моцарта звучал внутри нее, наполняя торжественной печалью каждую клеточку ее тела и болезненно напоминая о потере матери. В Джульярде она узнала, что «Реквием» играли в 1849 году на похоронах Шопена в Париже. Он скончался совсем молодым. Ее мать тоже погибла молодой.

Страстная музыка подняла ее дух, когда она выходила из лимузина в Арбор-Нолле. Здесь она надеялась найти то, что нанесло ей травму в вечер дебюта, выяснить причину своей слепоты, обрести зрение и привести убийцу матери к правосудию. Она подавляла постоянно появлявшееся желание самой убить эту женщину.

Столпившиеся вокруг члены семьи выражали сочувствие. В ее представлении все они — дяди, жены, дальние родственники — были красивым кланом. Сообщество энергичных и сильных людей с общим генетическим кодом и ощущением права на свое место в мире. Каждый из них был умным и вызывал интерес.

В то же время они могли быть эгоистичными и целеустремленными до жестокости. Но сейчас был момент, когда проявились их самые лучшие черты — осознание общей цели и истории, уверенность в том, что удар по одному является ударом по всем.

Все Редмонды собрались вместе ради нее, Джулии. Она была тронута.

— Я скорблю, — сказала одна из кузин. — Какая страшная потеря.

— Это ужасно, Джулия, — сказала другая кузина.

Один за другим они выражали свои соболезнования, пока ее вели в особняк с запахом холодного мрамора, старого дерева и ароматом печенья, доносившимся с кухни. И цветы. Она повсюду улавливала запах траурных букетов.

Джулия поблагодарила их и сказала в ответ, что тоже скорбит. Им хотелось знать подробности. Вспоминая историю убийства, она чувствовала, как злость, которую она с трудом сдерживала, вспыхивает вновь. Они также возмущались, их понимание на мгновение успокоило ее.

Подошел и представился священник. Хотя Джулия не была католичкой, ее мать принадлежала этой церкви. Комок подступил к горлу Джулии, когда он рассказывал ей о том, какой замечательной женщиной была Маргерит. Он пригласил в любое время заходить в церковь.

Жена Крейтона предложила ей поздний завтрак.

— Нет, не надо, — сказала Джулия. Она не могла есть. — Спасибо.

Она решила перейти сразу к делу.

— Вы помните вечер моего дебюта, Алексис?

— Я никогда не забуду его, дорогая, — мягко сказала Алексис и взяла Джулию за руку. — А почему ты спрашиваешь?

— Произошло ли тогда что-то необычное? Что-то, что могло бы вывести меня из равновесия?

Алексис Редмонд до сих пор говорила с легким южным акцентом, выдававшим ее происхождение из аристократических кругов Джорджии.