Патрик Александер - Смерть раненого зверя с тонкой кожей

Он помедлил с ответом:

– Я знаю, что ты мне нравишься. Ты очень много для меня значишь. Но я не думаю о тебе постоянно и не буду воспевать в сонетах твои брови. Но какого черта, слова все равно ничего не значат!

– Они значат много для женщины.

– И всегда фальшиво звучат из уст мужчины. Послушай, мне нравится быть с тобой, нравится, когда ты рядом, и, – почти с неохотой, – я не хочу тебя потерять.

Она по привычке смотрела вниз. Ее сердцу неожиданно стало тесно в груди. Впервые в жизни она почувствовала, что почти любима мужчиной, и не могла произнести ни слова.

Спустя некоторое время он сказал:

– Завтра мне нужно сделать несколько звонков, а потом кое-куда сходить.

Он допил свой кофе:

– Возможно, меня не будет день-два. Но после этого все будет кончено.

– Может быть, я съезжу завтра навестить маму, – сказала она.

– Это неплохая идея.

Ее волосы снова упали на лицо, и она в который раз убрала их за уши.

– Завтра, – сказала она. – Завтра, завтра.

Она помотала головой, и ее волосы снова выбились из-за ушей.

– А есть ли у нас с тобой это завтра?

Эббот уже собирался сказать что-то вроде "я надеюсь", или "может быть", или "если повезет", но вдруг заметил, что она чуть не плачет.

– Конечно, оно у нас есть, – сказал он, стараясь успокоить ее теплотой и уверенностью в голосе. – Но не здесь.

– Ты ведь не имеешь в виду Южную Америку со всеми этими военными преступниками?

– Нет, – улыбаясь, ответил он, – не Южная Америка. Другая страна.

– И мы там будем в безопасности?

– Жить долго и счастливо до конца своих дней.

– Пожалуйста, не шути об этом.

Элис снова чуть не плакала. Ричард наклонился вперед и взял ее лицо в свои руки.

– Когда я проведу тебя по пальмовой аллее Шаар Хаголана, – сказал он, – тогда спроси меня, не шучу ли я.

Он дотронулся до ее губ своими, затем отпустил ее и откинулся назад.

– Но к чему говорить о будущем? Настоящее не так плохо, разве нет?

– Настоящее – восхитительно, – сказала она, чувствуя себя так, будто посреди ночи вдруг взошло солнце. – И что мы с ним будем делать? Отправимся в постель? Или ты слишком устал?

– Это оскорбление. Тебя следует отшлепать.

– Обещания, обещания, обещания, – сказал она и впервые за этот день рассмеялась.

Дорис прилетела в Лейфилд Холл после наступления темноты и отужинала с Нжала дыней Ожен (Нжала отнюдь не был антисемитом в отношении того, что шло в его желудок), форелью с миндалем, жареным утенком и печеньем с сыром, запив все это вином, бутылкой "Кло де Без", и, наконец, завершив ужин десертом из клубники со сливками и слегка охлажденного "Монбазилака".

Ужин, вино, обстановка и сервис, такой же ненавязчивый, как и освещение, подействовали на слабенькую головку Дорис.

– Ты фантастический, – сказала она. – Черт, да ты просто фантастический.

– Давай выпьем кофе с арманьяком и отправимся в кровать.

Так они и сделали. И восхитили друг друга. Дорис стала проституткой не потому, что ее лишили денег и крова. Она была шлюхой по призванию.

Она дала Нжала все, что он хотел, и даже больше. Они занимались любовью всеми способами, какими это могут делать мужчина и женщина, с побочными вариациями собственного изобретения (так они думали). Что особенно понравилось Нжала, так это очевидное наслаждение, которое получала Дорис от процесса. Большинство женщин после первого часа просто молчаливо смирялись. Но не Дорис. Она наслаждалась каждым моментом. Нжала пришлось уничтожить огромное количество Витабикса, чтобы за ней успеть.

– Мне не нравится только одно, – сказала она.

– Что? – спросил он с легкой тревогой в голосе.

– Этот чертов Витабикс и отсутствие шампанского.

– Her ничего проще, крошка.

Он взял телефонную трубку и сказал:

– Артур, принеси нам полдюжины бутылок "Хайдсика", пожалуйста. И сделай это сам.

– Эй, постой минуту, мы же в чем мать родила.

– Моя дорогая, просто не обращай внимания на него, он, уверяю, тебя и не заметит. Он слуга, инструмент, instrumentum mutum – орудие труда. Ложись и расслабься.

Артур принес шампанское, открыл бутылку, наполнил два бокала и ушел.

– Чтоб мне провалиться, он даже не взглянул на нас.

– Пей шампанское, крошка, и съешь еще немного Витабикса. Он очень полезен.

Это была прекрасная ночь для Нжала. Лучше быть и не могло.

Элис и Эббот занимались любовью медленно, нежно и страстно, периодически отпуская шутки на тему секса, никому, кроме них, не показавшиеся бы и вполовину такими же смешными.

Затем они легли и курили в темноте, освещаемые только лунным светом.

– Я все для тебя усложняю? – спросил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, например, разделение преданности. Преданность Департаменту Преданность мне.

– Вся моя преданность – только тебе.

– Это не совсем правда.

– В любом случае, я привыкла вести двойную жизнь: одну реальную, а другую – в мечтах.

– А эта какая?

– Та, что в мечтах, разумеется. Но происходящая в реальности.

– Не слишком ли это запуганно?

– Не для меня. И особенно не теперь. Эй, дай мне затянуться, ты все выкуришь.

– Почему не теперь?

– Потому что теперь я живу. По-настоящему живу.

– И больше не волнуешься о том, что будет завтра?

– К черту завтра. С меня достаточно сегодняшнего дня.

– И ночи.

– Ночь создана для любви, как кто-то заметил.

– Во всяком случае, не для сна. Кроме того случая, когда умираешь. Тогда это один длинный сон, как заметил кто-то еще.

– Я знаю, я сдавала по этому экзамен. Постой... Nox est perpetua ... что-то вроде этого... dormienda . To есть, ночь бесконечна и создана для того, чтобы спать.

Он предложил ей сигарету.

– Нет, ты докуривай.

Он сделал пару затяжек, наблюдая за тем, как разгорается кончик сигареты.

– Ты, случайно, не обижаешься на меня? За то, что я тебя использую, я имею в виду.

Она улыбнулась в темноте.

– Ты меня не используешь. Да и в любом случае, если и так, то это судьба или вроде того – как завтра.

– Но сегодняшняя ночь создана для любви, – сказал он и, затушив сигарету, снова обнял девушку.

Через некоторое время он поднял ее так, что она оказалась сверху.

– Ммм... – сказала она, – мне это нравится. Ммм... так хорошо. Да с тобой все хорошо.

В темноте, разрисованной лунным светом, он видел немного больше, чем просто силуэт и длинные волосы, ниспадающие на плечи и руки.

– Я когда-нибудь говорил тебе, что у тебя красивые руки и плечи?

– Я никогда не знала, что во мне есть что-то красивое. Может, это просто потому, что темно.

– Нет, это не темнота.

Она резко втянула воздух.

– Господи, как бы я хотела, чтобы это продолжалось вечно. Мне нравится, когда темно, тогда я могу спокойно смотреть на тебя, и ты не будешь видеть мои неправильные глаза.