Наталья Солнцева - Загадки последнего сфинкса

– Претензий не будет, – заверил его Матвей. – Обещаю.

– Жили бы вы с нами… дом большой, на всех хватит. Скучаем мы с женой по дочери! Она у нас одна. Больно самостоятельная уродилась! В кого только?

Астра любила родителей, но о совместном проживании и речи быть не могло.

– У каждого должна быть своя судьба и своя дорога, – повторяла она. – Быть рядом с моим отцом все равно что плыть на буксире. Он издалека и то норовит командовать, а уж вблизи…

– Ты в него удалась, – определил Карелин. – Поэтому вам рядышком и тесно.

Астра не спорила – сверкала черными глазищами, поджимала губы. Этих ее глаз трудно было ослушаться. Как Матвей ни сопротивлялся, она таки потащила его за собой ночью черт знает куда. Оказалось, в мастерскую Домнина. Мы, дескать, кое-кого застанем на месте преступления!

«И я хорош. Нечего сказать! – ругал себя Матвей. – Поплелся за ней, как телок. Едва не влип в грязную историю. Чудом обошлось без жертв. А если бы нас там застали? А если бы…»

– Ты опасный человек, – напустился он на Астру, как только они вернулись домой. – С тобой свяжешься – не раз пожалеешь! Как тебе в голову пришло лезть в мастерскую? Доказывай потом, что мы не грабители!

– Я ходила туда на сеансы, все осмотрела, знала, что сигнализации нет, дверь одинарная, замки простейшие. Домнин ничего ценного в мастерской не держит, а на холсты, краски и кисти воры не позарятся. Он принципиально против излишних предосторожностей.

– А картины?

– Оконченные работы он сразу раздает заказчикам. То, что Афродита-Даная осталась в мастерской на ночь, никто не знал.

– Ошибся твой Домнин. У него есть привычки, значит, есть и люди, которые о них знают. Например, его мачеха…

– И его друг Маслов, – добавила Астра. – И близкий знакомый Баркасов. Думаю, он сообщил им о завтрашней… то есть уже сегодняшней… вечеринке в клубе по случаю презентации новой картины. Тем самым косвенно намекнул и на известное обстоятельство. А именно, что Золотая Богиня проведет свою последнюю сакральную ночь в мастерской.

– Сакральную! – с иронией повторил Матвей. – Умоляю, выражайся нормальным языком. Откроешь салон магических услуг, тогда будешь пугать обывателей оккультной терминологией.

– Почему оккультной? Я употребила правильное слово. Латинское sacrum означает «священный, относящийся к религиозному культу и ритуалу». У Домнина существует некое подобие культа собственной живописи, образов, которые он создает на своих полотнах. Естественно, он не может обойтись без ритуала. Таковы правила игры, и человек невольно их придерживается.

– Я латынь не изучал и не жалею. Мертвый язык. Кому он нужен?

– Или язык мертвых… – пробормотала Астра.

– Что?

– Да нет, не обращай внимания.

Воспроизводя в памяти вчерашний разговор, Матвей вернулся мыслями к сцене в мастерской художника, перенесся в темноту, пропитанную запахами красок, дерева, растворителя и пыльных тканей…

В тесном пространстве между грудой подрамников и каким-то не то комодом, не то шкафчиком они с Астрой сидели на полу, прижавшись друг к другу. От основного помещения их отделяли ширмы из гобеленов. Наблюдать за происходящим приходилось через щель между ширмами, правда, довольно широкую. Отсутствие света, с одной стороны, позволяло им оставаться незамеченными, с другой – почти полностью ограничивало видимость. Слабый луч фонарика, звуки какой-то возни, треск, смутные движения фигур, больше угадываемые и дорисовываемые воображением, – вот и все, что удалось увидеть и услышать.

Когда короткая борьба двух ночных гостей закончилась, наблюдатели выбрались из своего убежища и зажгли фонарь. Можно было не опасаться, что кто-нибудь заметит свет с улицы: окна снаружи закрывали жалюзи.

На полу лицом вниз лежала женщина со связанными сзади руками, ее волосы рассыпались. «Санди! – сразу узнали Астра и Матвей. – Кто еще имеет такие роскошные, длинные и шелковистые бронзовые кудри?» Рядом валялась черная вязаная шапочка, слетевшая с ее головы.

«Неужели мертва? – с ужасом подумали оба. – Только не это!»

Карелин нащупал на ее шее мягкие толчки артерии, обрадовался:

– Пульс есть…

– У нее руки связаны!

– Вижу. Надеюсь, череп цел.

Бегло осмотрев лежащую женщину, он освободил ее от пут и осторожно перевернул.

– Кровь! – прерывисто выдохнула Астра.

– Краска… вон тюбик раздавленный… Осторожно, не вымажься, а то наследим тут классически. Придется обувь вынести на мусорку.

– И сжечь!

Лицо Санди с закрытыми глазами, без макияжа, но от этого не менее прекрасное, даже со следами пыли, позолоты и масляной краски, казалось ликом поверженного ангела.

– Ссадин нет, только на затылке припухлость, – сказал Матвей. – В месте удара. Для жизни неопасно. Скоро она придет в себя. Нашатыря нет? Где у этого Домнина аптечка? Принеси хотя бы воды.

Нашатырный спирт не понадобился. Рыжеволосая вдова приоткрыла глаза и слабо застонала. Астра, стараясь не наступать на разбросанные тюбики с краской, сходила к холодильнику и вернулась с бутылкой минеральной воды. Света, по-видимому, не было уже несколько часов, потому что вода успела из ледяной стать прохладной.

– Оставим ее здесь? Или заберем с собой? – спросил Матвей, прикладывая горлышко к губам пострадавшей.

– Пока не знаю, – ответила Астра. Она осветила фонариком последствия учиненного разгрома. – Ужас что они натворили! Они… уничтожили картину. Домнин придет в отчаяние.

– Впредь будет принимать меры предосторожности. Сигнализацию поставит, железную дверь, замки надежные.

Пока Карелин приводил Санди в чувство, Астра в прострации созерцала то, что осталось от Афродиты-Данаи, – варварски разломанная рама, исполосованный, искромсанный острым предметом холст, изрезанный до ничтожных фрагментов, на которых толком не разглядишь ни единой детали. Золотоволосой Богини больше не существовало.

– О-о! – вырвалось у Астры. – Какая бессмысленная жестокость!

– Что случилось? – спросил Матвей.

– Кто-то погубил шедевр Игоря Домнина.

– Ясно кто. Она!

– Ужасное злодейство. Как она могла? Почему?

Санди уже сидела, опираясь на тумбочку, и мутным, неподвижным взглядом смотрела на дело своих рук. Вряд ли она понимала, о чем идет речь.

Матвей тоже находился в замешательстве.

– Что ты ожидала здесь застать? – спросил он у Астры, тыча пальцем в остатки картины. – Это или нечто другое? Сфинкса! Полагаю, он перед нами. Или им был тот, второй? И при чем тут картина? Зачем было ее кромсать? Я… у меня просто голова идет кругом. Ты объяснишь наконец, что происходит?

– Я сама в недоумении, – призналась она.

Наклонившись к Санди, она заметила в ее лице проблески сознания. Женщина начинала соображать, где находится и кто перед ней.