Колин Харрисон - Убийство со взломом

– Жена ждет, – пробормотал, прерывая молчание, Геллер. – Так что я лучше…

– У меня есть еще один вопрос, – прервал его Питер.

Геллер встал, застегнул молнию на куртке и стал ждать вопроса.

– Если не возражаете, откуда у вас этот шрам на подбородке?

На лице Геллера впервые за все время разговора появилось подобие улыбки.

– С женой поцапался лет десять назад. Ну, она и полосни бритвой. А я тогда ни сном ни духом.

– И все время с одной женой? – с искренним любопытством спросил Питер.

– С одной, – кивнул Геллер. – Теперь у нас все ладится.

Спустя час Хоскинс еще не вернулся, но в кабинет вошла пожилая пара.

– О, здравствуйте, мистер и миссис Уоррен!

– Вот пришли засвидетельствовать вам свое почтение, мистер Скаттергуд, – сказала миссис Уоррен, мать девушки, убитой Билли Робинсоном. Обоим родителям было лишь немногим за пятьдесят, но выглядели они старше. – Мы знаем, что вы человек занятой, так что отнимем у вас не более минуты. – Мистер Уоррен был тощ и походил на висячий на плечиках костюм, он лишь сжимал в руках перчатки и отводил взгляд. – После вынесения приговора мы испытали такое облегчение, как камень с души свалился, что я даже позабыла сказать вам… Знаете, потерять дитя свое – это дико, вот и ходишь как дурная и думаешь: лучше бы тебе умереть, все равно одной ногой в могиле! И муж вот совсем сдал, не знаю, оправится ли. Мы так понимаем, что это вы все для нас так провернули, нашли что сказать, – продолжала жена, чувствуя, что мужу мешает говорить неловкость. Глаза его поблескивали, но выдавить что-то из себя он не мог. – Я просто даже передать вам не могу… – Она запнулась, заморгала, потом овладела собой. – Ведь надо же было такому случиться… Как в страшном сне…

Дверь распахнулась, и появился Хоскинс. Для такого коротышки вид его был внушителен. Желтые подтяжки туго обтянули хлопчатобумажный массив груди, шею перерезал давящий воротничок.

– Вынужден прервать вашу беседу! – возвестил он.

– О, простите, простите! – заморгала миссис Уоррен. – Мы уходим! Простите!

– Погодите, – распорядился Питер. – Оставайтесь, где сидите. – Он повернулся к Хоскинсу. – Это мистер и миссис Уоррен, Билл, те самые, чью дочь в августе убили. На прошлой неделе мы осудили их убийцу, если помните, и Уоррены пришли выразить благодарность прокуратуре.

Окинув пару беглым взглядом, Хоскинс вновь обратился к Питеру:

– Нам надо поговорить. Срочно. Насчет того, где тебя носило прошлой ночью и что ты, черт возьми, наговорил мэру.

– Почему бы нам не назначить время?

Хоскинс оценивающе взглянул ему в лицо и понял:

– Через десять минут.

– Идет.

– Здесь. Через десять.

И Хоскинс вылетел, оставив дверь открытой.

– Извините, что прервали, – сказал Питер. – Можете подождать еще минутку? Мне хочется договорить с вами. Потерпите, не уходите.

Питер набрал номер Вестербека, молодого детектива, работавшего в Западной Филадельфии на месте преступления.

– Вы допрашивали водителя хлебного фургона или это был Джонси?

– Кого это интересует?

– Меня.

– С парнем беседовал Джонси.

– Почему я не получил рапорта?

– Он сказал, что парень ничего не видел и не знает, так что печатать не стоит.

Единственным желанием Вестербека, как надеялся Питер, было раскрыть преступление и отличиться перед старшими по званию.

– Помните, что на зеркале в ванной были найдены неопознанные отпечатки? – спросил детектива Питер.

– Да, но обвиняется-то Каротерс.

– Только в одном из убийств, мистер Вестербек.

– Может быть, – раздраженно ответил детектив. – И что из того?

– Знаю, что вы обо мне думаете, и тем не менее собираюсь оказать вам одну услугу.

– Я от кого ни попадя услуг не принимаю.

– В чем дело, Вестербек? Вы, кажется, хотели…

– А вот вы, кажется, хотели все делать сами и чтоб другие не лезли. Чего ж вам вдруг помощь понадобилась?

Выпад этот Питер проигнорировал.

– Существует некто Геллер. – Он назвал адрес. – Почему бы не забрать его для снятия «пальчиков»? Это ведь нетрудно. А если отпечатки совпадут…

– Как бы не так!

– Если вам требуются основания и если вы не боитесь, что Геллер растворится, допросите водителя хлебного фургона, объезжающего окрестные магазины, поинтересуйтесь тем, что он видел в ночь убийства. Поставьте Геллера в ряд с несколькими другими и проверьте, не опознает ли его водитель. Убедитесь сами.

Пауза, во время которой Вестербек постепенно понял, что ему вручают щедрый подарок.

– Вы это еще кому-нибудь говорили?

– Нет. Пусть это будете только вы.

– Правильно.

И детектив повесил трубку.

– Ну, теперь нам остается только откланяться, мистер Скаттергуд, – сказала миссис Уоррен. Она покосилась на мужа, все еще мявшего в руках перчатки. Мужчина не проронил ни слова, и хоть он и не плакал, глаза его были влажными, как камни дамбы, – неизбывная скорбь его накатывала волнами и время от времени хлестала через край.

– Для него это было ужасным ударом, он с тех пор сам не свой, – опять повторила миссис Уоррен. Она доверительно наклонилась к Питеру. – Он винит себя, вот что. Считает, что если бы не его воспитание, она никогда бы не пересеклась с тем парнем…

Мистер Уоррен застонал и покачал головой.

– Вам цветы, Питер. – Вошла Мелисса с чем-то громоздким.

– Недавно принесли?

– Только что. – Она окинула взглядом букет в подарочной упаковке. – Уродство какое!

Питер раскрыл конверт с карточкой. На карточке была стандартная отпечатанная надпись: «Скорейшего выздоровления!» Внутри была сложенная несколько раз записка, написанная почерком Берджера, и он начал читать ее, пока миссис Уоррен опять что-то говорила.

«Питер,

К этому времени тебе уже стало известно, что Хоскинс вышвырнул меня вон. Меня приперли к стенке. Я заработался в кабинете, и вдруг стук в дверь; явился Хоскинс с полицейским и немецкой овчаркой. У меня в кармане был косячок, собака мгновенно его учуяла и чуть мне ногу не оторвала. Сочувствия от тебя я не жду, если б ты его проявил, я бы только рассердился, потому что это значило бы, что ты становишься сентиментальным кретином. Когда ты это прочтешь, я уже буду в Филадельфийском международном аэропорту ожидать рейса на Бермуды. Мы с женой собираемся пробыть там с неделю и разобраться, на каком мы свете.

Но есть и еще кое-что. Хоскинс отослал полицейского с собакой (спасибо, хоть не арестовали меня) и объявил мне, что со мной покончено и что у меня есть час на сборы. Он ушел, сказав, что через час вернется. Я подумал, как бы с пользой потратить этот час, все равно все худшее со мной уже произошло. Я тронул дверь кабинета Хоскинса – она оказалась заперта. Я знаю, что ты, дружок, попал в переплет, и я стал искать способ тебе помочь. Мне известно, что в последнее время ты не делился со мной информацией, но я не в обиде. Ты чувствовал шаткость моего положения, и был прав. С меня теперь взятки гладки. А ты подумай. Я думал о тебе, о Хоскинсе, тыкался то туда, то сюда, а потом увидел журнал Мелиссы с сообщениями. Как ты знаешь, она отрывает в нем белые листочки, а желтые копии оставляет и обычно не выкидывает их дня три, чтобы знать, кто звонил и что просил передать. Я пролистал журнал и насчитал целых четыре звонка Хоскинсу от мэра, последнее же сообщение было: „Машина за вами будет послана к четырем“. Речь шла о вчерашнем дне. Такое тесное общение мне подозрительно, Питер, они что-то замышляют, и мое увольнение – лишь первый шаг. По-моему, они испугались и забегали.