Маргарет Мерфи - Изгои

– Сейчас мистер Джордан должен чувствовать себя как никогда уверенно под присмотром полиции – ведь мы его должны охранять от нападения.

Мирко Андрича не пришлось долго убеждать стать посредником для полиции. Правда, сначала он смутился, приводил доводы, что был едва знаком с Грейс, что кто-нибудь другой смог бы более убедительно обратиться к беженцам от ее имени.

– Вы же знаете, какое место она занимала в сердцах беженцев, – возражал Хинчклиф. – Если о смерти доктора Чэндлер скажу я или кто-либо из ее коллег, это прозвучит как заявление властей иностранного – даже враждебного – государства, читающих им нотацию. Но если выступите вы, то вас будут слушать, мистер Андрич.

Их встреча проходила в конференц-зале Главного полицейского управления в центре города. Хинчклиф готовился к пресс-конференции, которая совпадала по времени с вечерним выпуском новостей.

Андрич сомневался:

– Я постараюсь, старший инспектор. Но они уже не слушают – так боятся. Погибло семь человек, и это вам отнюдь не в помощь.

– Что вы можете сказать о Наталье? – задал вопрос Хинчклиф.

Серб молча смотрел на Хинчклифа.

– Мы обнаружили вашу визитную карточку в ее сумочке, – пояснил Хинчклиф. – И фотографию, где вы вдвоем, на ее книжной полке. Я предполагаю, она была сделана несколько лет назад. Вы были с ней знакомы?

Тень боли пробежала по лицу Андрича.

– Почему вы говорите так, будто она уже мертва?

– Извините. Мы надеемся, она жива. Чем скорее мы ее найдем, тем больше ее шансы дожить до старости.

Андрич, скрестив руки, поднял голову и досмотрел в потолок. Выдохнул, и, когда снова посмотрел на Хинчклифа, было похоже, что он уступил.

– Я сделаю что смогу.

Через час он выступал перед телекамерами. Статный, с темными глазами, сверкающими в свете юпитеров, он говорил без бумажки, прямо в камеру, как профессионал:

– Я встречался с доктором Грейс всего дважды. – Его голос смягчился. – Первые слова, которые она произнесла: «Чем я могу вам помочь?» Я считаю, что особенной чертой доктора Грейс, ее божьим даром было стремление помогать людям. Для нее не имели значение ни нация, ни религия. Она помогала людям, потому что они нуждались в ее помощи, а она могла ее оказать.

– Что вы могли бы сказать тем, кто считает, что иммигранты должны вооружаться? – раздался голос из зала.

Пресс-конференция проходила в одном из лекционных залов Главного управления, и все двести мест были заняты.

– Пролилась кровь, – сказал Андрич. – И некоторые говорят «кровь за кровь», но доктору Грейс это бы не понравилось. Кровные узы не имели для нее значения, – исключая, может, тот случай, когда кровь сдается для переливания. – Он скромно улыбнулся, и собравшиеся журналисты тепло отреагировали на его последние слова. – Поэтому я говорю всем: не имеет значения, курд ты или иракец. Я сам серб, но вы бы не отличили меня от хорвата. – Он пожал плечами. – Я хочу сказать, что различия часто просто незаметны. Да они и не имеют значения. А значение имеет то, что мы должны помогать друг другу в сложной ситуации. – Он замолчал, занятый собственными мыслями, которые, казалось, уже не в силах был высказать.

– Мистер Андрич, не хотите ли вы что-нибудь добавить о мисс Сремач? Быть может, обратитесь непосредственно к ней?

Андрич ответил не сразу. Морщины озабоченности избороздили его лоб, и он рассеянно смотрел в сторону задавшего вопрос.

– Сэр, вы верите, что она еще жива? – настаивал репортер.

– Я должен в это верить, – отозвался он достаточно резко.

– Мисс Сремач – друг мистера Андрича, – помогая, вставил Хинчклиф.

– Я знаком с Натальей еще по Хорватии. Я познакомился с ней, когда… – Андрич прервался, оглядывая лица собравшихся. В лекционном зале они выглядели как зрители, смотрящие драму на сцене. – Ее семья была убита, и она, пятнадцатилетняя, осталась совсем одна во время войны.

Хинчклиф про себя одобрил его. Андрич описывал подлинную историю реального человека, много страдавшего и заслужившего нормальную жизнь, после того как видел столько смертей и ужасов.

Андрич смотрел прямо в камеру.

– Наталья говорит на четырех или даже на пяти языках. Я уверен, вполне возможно отыскать слова, чтобы… – он запнулся, – … чтобы найти с ней общий язык.

Джефф Рикмен который час бродил как слепой, преследуемый образом Грейс, завернутой в удушающий пластик. Если бы в то утро он сказал ей что-то, прежде чем уйти, возможно, она не пошла бы на встречу с Натальей. Может, в их ночном разговоре был какой-то ключ к разгадке ее убийства? Он снова и снова прокручивал его в голове. Но они говорили больше о нем, его проблемах, его вине, его необходимости сознаться. Если бы он не был так озабочен необходимостью доложить Хинчклифу о своей ссоре с Джорданом! Сейчас его муки казались такими незначительными, такими надуманными!

Господи! Зачем он выбрал эту – последнюю! – ночь, чтобы облегчить душу? И другая, ужасавшая его мысль преследовала и грызла Джеффа: было ли в его словах что-то, что подтолкнуло Грейс пойти к подруге?

– С тобой все в порядке, милый?

Он услышал голос женщины, но не сообразил, что она говорит с ним.

– Могу ли я тебе помочь? – настойчиво продолжала она.

Он оглянулся – маленькая женщина лет шестидесяти. Закутанная в шаль, в шубе, она напомнила ему русскую матрешку.

– Все нормально, – ответил он.

От нее было не так-то просто отделаться.

– Ты ведь не думаешь нырнуть туда, правда?

Он уставился на нее, озадаченный, затем с удивлением понял, что забрел вниз, к самой оконечности мола. Он с трудом заставил себя улыбнуться, надеясь, что так будет убедительней:

– Просто решил подышать свежим воздухом.

Она посмотрела с сомнением:

– Ну пока, раз все в порядке.

– Я скоро пойду домой. Не надо за меня переживать. – Он почувствовал расслабляющий прилив душевного волнения.

Она еще потопталась в нерешительности, но Рикмен вцепился в поручни ограждения и вскоре услышал ее шаркающие шаги, отступающие в темноту.

Дул несильный ветер. Белые бетонные фасады зданий, расположенных к северу, были подсвечены зеленоватым светом. Он шел, оставляя реку слева от себя, мимо перестроенных под жилье складов. Мрачные некогда пакгаузы превратились в ярко освещенные роскошные апартаменты для состоятельных бизнесменов, футболистов и звезд «мыльных опер». Дальше за ними находилось устье реки, где сварливые воды Мерси встречались с мятежным Ирландским морем. И темнота.

Рикмен шел к машине против ветра, охлаждавшего его лоб и утишавшего боль, которую он ощущал физически. Но страшные мысли продолжали терзать его, нечувствительные ни к холоду, ни к усталости. Идиот, направился прямиком к Джордану домой! Группе наблюдения наверняка поручили присматривать за ним, ограждая от возможной беды.