Андрей Быстров - Странники в ночи

На площади у трех тяжелых дверей (медь и хрусталь, тонированный дуб) собралась ликующая толпа. Большую часть её составляли те, кто высыпал из театральных фойе, другие подтягивались с улиц. Они явно ждали, пританцовывали в сладостном нетерпении, смотрели в одну сторону... И вновь злобно и коротко прогудело высоко над толпой.

Появление лимузина было встречено ревом восторга. Он полз, и ему подобострастно освобождали коридор - длинному, плоскому, похожему на глубоководного хищного монстра, слепящему блеском зеркальных окон. На черном крыле был укреплен флажок, какие бывают на машинах послов, но в отличие от таковых, не государственный. На полотнище флажка изображался карикатурный шелкопряд в зеленом круге на коричневом фоне, словно скопированный с давней иллюстрации к сказке Кэролла об Алисе.

Толпа вскидывала руки в приветствии, возгласы сливались в единый гул. В этом гуле машина плыла торжественно и зловеще, напитываясь им, насыщаясь энергией слепого обожания. Иронично глядели страшные галогенные фары, скалилась в сардонической усмешке никелированная решетка радиатора, и до самых небес летело распластанное в духоте восхищение толпы.

Лимузин остановился, мягко качнулся на рессорах у театрального подъезда. Ветровое стекло также было непроницаемо-зеркальным, и Андрей не видел водителя. Второе зрение рисовало почему-то юношу в безупречно элегантной парадной форме СС...

Водитель не вышел, не открыл заднюю дверцу для Очень Важной Персоны. Дверца отворилась сама, и толпа затаила дыхание.

СВЕРШИЛОСЬ. Тот, кто прибыл в лимузине, ведомом юным офицером СС, выбрался из машины, ступил на мраморные плиты площади у фасада театра.

Он стоял, слегка прищурясь, смотрел прямо перед собой; его легчайший аспидный плащ-накидка колыхался при любом дуновении ветерка. Глаза прибывшего были серыми, спокойными и казались чуть близорукими, но то могло быть и обманчивым впечатлением. Во всяком случае, когда его рассеянный взор выделил в толпе Андрея, находившегося довольно далеко, зрачки полыхнули густым темным пламенем... И вот это НЕ БЫЛО обманчивым впечатлением.

Прочертившие лоб глубокие складки залегли на миг ещё глубже над изящным носом аристократа с тонкими, чуткими крыльями, бледные губы сжались в жесткую линию... И лицо снова обрело безмятежность, а широко расставленные большие глаза - прежний, нейтральный серый цвет.

Прибывший сделал едва заметный приветственный жест - просто кивок, движение руки... Толпа взревела под исступленный ритмичный топот (рукоплесканий уже не хватало для выражения всех чувств), как-то сообща вытеснила Андрея вперед.

Пройдя совсем близко возле Андрея, чуть не задев его, человек в плаще быстро прошествовал в театр.

Никакие экстрасенсорные прозрения не подсказали Андрею, КТО приехал ко второму акту спектакля Инаковского. Андрей не знал, но он догадывался - это был тот человек из кафе... Его ночной пассажир.

Вернувшись в партер, Андрей оглянулся на директорскую ложу, исполнявшую при надобности и роль губернаторской. Конечно, приехавший в лимузине сидел там, неподвижно и прямо, глядя только на сцену, где ещё не начался второй акт.

(Позже Андрей неоднократно бросал взгляды на ложу, но к своей немалой досаде не уловил момента, когда человек в черной накидке исчез).

Публика сходилась в зал - люди, а не монстры... Маски, а не устрашающие носители истинного облика. Второй акт подступал к горлу театра, как неотвратимый приступ тошноты.

Во время антракта декорации перестроили, и теперь сцена являлась своеобразным продолжением зала. Был выкачен рояль-ветеран, тусклый, какой-то удрученный, косо накрытый цветастой шалью, как рабочая лошадка в цирковой попоне. На рояле торчала пластмассовая ваза с ненатурально большими, тоже пластмассовыми астрами. Актеры поочередно садились за инструмент, но было бы преувеличением сказать, что они играли на нем - так, бренчали что-то. Андрей честно искал тут глубинные корни замыслов Инаковского, но не находил. Похоже, рояль требовался просто для антуража. Зато Андрею понравились древнеримские одеяния персонажей во втором акте он даже частично успокоился, но как оказалось, рано и понапрасну, ибо дальнейшему действию римские тоги смысла не добавили. Перед финальной истерикой главной героини со всех сторон полезла металлическая арматура, а завершающий балетный номер под псевдоклассическую музыку утонул в бутафорском дыму. Затем дым рассеялся, и в немодулированном скрежете синтезаторов актеры разбежались в кулисы. В наступившей тишине герой пьесы закончил спектакль одной-единственной фразой - разумеется, о себе, и это прозвучало очень уместно.

Андрей не стал дожидаться, пока стихнут овации, протолкался к выходу и покинул театр одним из первых. Он вспоминал спектакль, вспоминал все подряд - броский лоскут алого шелка, космические конструкции из сверкающих труб и лестниц, помутневшие бока рояля, голую грудь актрисы, бренчание, измученного героя. Андрей и сам чувствовал себя физически измученным. Он смотрел поверх фонарей, и ему вдруг представился лысый, наглый, розовый Моол, перелетающий с фонарного столба на крышу и обратно, завлекающий и подмигивающий.

24

Этой ночью снова вернулась КАРТИНА... Беззвучным криком.

25

- А почему ты ей интересуешься? - спросил Филатов, вертя в руках паркеровскую авторучку - подарок губернатора, посетившего однажды какую-то выставку или презентацию в центре Вознесенской.

- Не так-то легко объяснить, - сказал Андрей.

Он пришел к Игорю Филатову утром, предупредив друга телефонным звонком. Теперь они сидели в маленькой уютной комнате, пили кофе.

- Попробуй, - буркнул Игорь и добавил: - Насколько я помню, ты никогда не был особенным любителем живописи.

- И не стал таковым, - подтвердил Андрей. - Но эта картина, понимаешь... С ней не все так просто. Она мне снится...

- Ну, знаешь... - Филатов бросил ручку на стол.

- И я не могу понять, почему... Откуда она вообще взялась. Но у меня есть предположение. Может быть, я видел эту картину когда-то в детстве, она чем-то задела меня... Какая-то деталь, застрявшая в подсознании... А теперь этот механизм вдруг запустился после какого-нибудь толчка. И вот я думаю, если бы я увидел эту картину снова... Возможно, я сумел бы разобраться, почему она преследует меня.

Пристально и сочувственно Филатов посмотрел на Андрея.

- Вот оно что... - ему и в голову не пришло подшучивать, для этого Андрей слишком плохо выглядел.

- Да... Вот так.

- И ты прямо-таки ничего не помнишь об этой картине? Ни имени художника, ни...

- Я даже не уверен, - перебил Андрей, - что на самом деле видел её когда-нибудь, что она не плод моей фантазии.

- Худо, - Игорь покачал головой. - Худо, но попытаемся провести расследование... Будем исходить из того, что во сне тебе вспоминается реально существующая картина.