Андрей Быстров - Сфинкс

- Смотря какие, - уклончиво ответил ученый.

- Что там с нашей вещицей?

- Ах, это... Понимаешь, я закрутился... Выясняю понемногу. Дай мне ещё недельку.

- Да ради Бога, мне не к спеху, - Левандовский уловил в интонациях собеседника недовольство, плохо вязавшееся со смыслом его слов, но предпочел не заметить этого.

- Вот и отлично. Ты извини, у меня тут гости...

- Надеюсь, они вещичку не умыкнут?

- Она в надежном месте.

- Шучу. Ну, пока.

- До свидания...

Левандовский нажал на рычаг и набрал номер.

- Алло, - услышал он в трубке.

- Антон, ты? Это Илья Владимирович. Позови, пожалуйста, отца.

- Минутку...

Трубку взял профессор Калужский.

- Илья?

- Добрый день, Олег. Ты не занят?

- Да вроде нет пока, а что такое?

- Есть прелюбопытнейшая проблема, похоже, по твоей части. Могу я сейчас подъехать к тебе?

- Подъезжай... А что по моей части? С каких пор ты увлекся...

- Все при встрече, Олег.

Профессор Олег Андреевич Калужский обитал неподалеку, возле станции метро Новослободская. Через сорок минут Левандовский входил в квартиру профессора, где тот после смерти жены жил вдвоем с сыном.

Двадцатилетний Антон поздоровался, тут же попрощался и убежал в библиотеку за какими-то книгами к институтскому семинару. Калужский и Левандовский остались вдвоем.

- Я знаю тебя четверть века, - сказал профессор, - но до сих пор ты не проявлял ни малейшего интереса к моей науке. Ты весь в прошлом, я в будущем... Что стряслось?

Левандовский не скрывал нетерпения. Он выложил на стол стилет, разобрал его и показал профессору внутреннюю полоску металла, покрытую иероглифами. Затем раскрыл папку, где на нескольких листах подробно описал ход своей работы по расшифровке криптограммы. Всё это он проделал молча. Калужский с интересом следил за действиями египтолога. Он осмотрел стилет, прочел содержимое папки, после чего стал неторопливо набивать трубку.

- Ну? - не выдержал Левандовский. - Твое просвещенное мнение?

- В высшей степени любопытно, - профессор запыхтел трубкой, наполняя комнату ароматом французского табака "Сен-Клод". - Да-с... Любопытно в высшей степени. Но откуда у тебя это? - Калужский снова принялся разглядывать стилет.

- Привезли из Египта. И я склонен полагать, что ученым об этой находке ничего не известно. Полторы тысячи лет до нашей эры...

- Мм... Значит, ты первый?

- Да, похоже.

- Так-так... - Калужский перебирал листы из папки египтолога. Причины твоих затруднений мне ясны, тут и впрямь скорее для меня задачка. Но по-моему, ты все же допустил ошибку.

- Какую?

- Смотри, - профессор отчеркнул ногтем строчку в записях Левандовского. - Здесь... И здесь. Как будто половина формулы... Обрывается... Потом продолжается. А середины нет. Где же середина?

- Где?

- Вот она. - Профессор помахал в воздухе оболочкой-ножнами. - Это не просто картинки. Видишь символы на одеянии фараона?

- Я не обратил на них внимания... Занимался внутренним лезвием...

- И ухитрился проглядеть очевидное. Из твоих же собственных схем следует, что этот иероглиф и этот вместе составляют... Что?

- Ах, черт! - Левандовский хлопнул себя по колену. - Я форменный идиот.

- Да брось ты, - утешил друга профессор. - По себе знаю... Когда зароешься в проблему, не видишь и того, что рядом лежит, а оно-то и есть самое необходимое. К тому же в главном ты прав.

- В чем?

- В том, что без меня тебе не обойтись. Чтобы до конца проникнуть в эту криптограмму, нужны специальные знания, которых у тебя нет.

- А ты сумеешь?

- Да, если стилет и твои записи останутся у меня хотя бы дней на семь.

Левандовский колебался.

- Олег, это очень ценная вещь, и она не моя... Страховая стоимость аналога в Египетском археологическом музее - пятьдесят тысяч долларов...

- Ого!

- Зачем тебе стилет? Иероглифы внутреннего лезвия скопированы мной с высокой точностью, а оболочку мы сфотографируем.

- Нет, - возразил профессор, - это не разговор. Тут может быть ещё что-то. В институте я подвергну стилет полной обработке на аппаратуре, какой любой криминалист позавидует... Ничего нельзя упустить.

- Но...

- Не беспокойся, - прервал Калужский. - Ни малейшего вреда стилету я не причиню. И секретность гарантирую - работать буду по вечерам, один в лаборатории. Конечно, стилет постоянно будет находиться при мне, глаз с него не спущу. Пятьдесят тысяч долларов - в сущности, пустяки, а научное значение этой вещи неоценимо...

- Ладно, - сдался Левандовский. - Но только семь дней.

- Ба! Господь Бог за семь дней создал мир!

Египтолог криво улыбнулся.

- Но посмотри на этот мир...

20

Говоря о гарантиях секретности, профессор Калужский подразумевал лишь следующее: нечестные люди не смогут узнать о существовании редкостного и дорогого произведения искусства и похитить его. О том же, чтобы держать в тайне сенсационные результаты расшифровки египетского текста, профессор и не думал, ему не пришла бы в голову столь явная бессмыслица.

Однако Калужский не торопился. Об условиях публикации предстоит договариваться с Левандовским. И очевидно, придется подождать, пока человек, привезший стилет из Египта, не передаст его в музей. Сейчас же профессор поместил полностью прочитанный текст со всеми формулами и технологическими подробностями в компьютер и снабдил информацию пространными комментариями в виде научной статьи. Вход в файл он заблокировал паролем.

Завершив эту работу, профессор откинулся на спинку стула и закурил трубку. Клубы дыма возносились к потолку вместе с амбициозными мечтами Калужского. О, как потрясен, как ошарашен будет английский коллега Джон Миллз! Не он ли в прошлом месяце утверждал на конференции, что подобный ход процесса в принципе невозможен? А теперь Калужский обладает неопровержимыми доказательствами, пришедшими - такое и вообразить трудно! - из Древнего Египта...

Прокуковал звонок, и профессор направился в прихожую.

- Кто? - спросил он из-за металлической двери.

- Олег, это я, - откликнулся знакомый голос.

Профессор отпер замки, и улыбаясь, пожал руку однокашнику, Коле Барсову. Колей пятидесятилетний Барсов был только для Калужского, а для остальных - Николаем Николаевичем, солидным консультантом крупного банка. Хотя Калужский и Барсов получили дипломы одного института, Николая Николаевича в юности больше привлекала комсомольская и партийная карьера, нежели научная. Позже он увлекся юриспруденцией, а в новейшие времена финансами...

Несмотря на крутое расхождение судеб, Калужский и Барсов оставались друзьями, и профессор относился к Николаю Николаевичу с полным доверием.

- Кофе угостишь? - густой баритон Барсова прокатился по комнатам. - Я тут ехал мимо...

- Так ты за рулем?

- Обижаешь, начальник! У меня свой водитель.