Мария Элизабет Штрауб - В ловушке

Юлия села в плетеное кресло, прямо, не откидываясь на спинку.

– Красиво, – одобрила она, когда он включил музыку в стиле фадо, показавшуюся ему подходящей для этого вечера. Теперь же ему почудилось, что она звучит слишком надрывно и драматично. Никогда еще он не видел Юлию такой притихшей и замкнутой.

– Может, лучше поедем в «Мамма Леоне»? – предложил он. – Или куда-нибудь еще? Я ведь вижу, что тебе тут не по себе.

Она крутила в пальцах бокал, на ее руке снова были часы с красным ремешком.

– Просто тут все чуточку чужое. Эта обстановка как-то тебе не подходит.

Не любя этот дом, он никогда не заботился о его обстановке. Когда в начале их брака они с Шарлоттой жили в маленькой наемной квартире в Альтоне, то поисками мебели, картин, занавесок занимались вместе; тут, на Бансграбене, он все предоставил жене. Все больше и больше времени он проводил в своем кабинете, единственной комнате, где действительно хорошо себя чувствовал, и которую обставлял по своему вкусу.

– Сам я никогда бы не выбрал этот дом, – пояснил он. – Его нам подарили родители жены, а теперь я хочу его продать. – И он подвинул ближе к Юлии хлебницу и блюдо с закусками.

– Это правильно, – одобрила она, положила себе долму из виноградных листьев с мясной начинкой и улыбнулась. Она начинала оттаивать. – А дальше?

– Дальше я подыщу что-то другое, – ответил он. – Что придется мне по душе. Ведь я уже спрашивал, не поможешь ли ты мне в моих поисках. – Его порадовал аппетит, с каким она взялась за еду.

Ответила она не сразу; ей пришлось дожевать и проглотить долму, промокнуть губы салфеткой и выпить глоток вина. Он терпеливо ждал.

– Вообще-то, ответь мне, у тебя есть что-то наподобие цели всей жизни? – спросила она потом. – Хрустальной мечты? Мужчины ведь всегда к чему-нибудь стремятся.

Он засмеялся:

– А женщины разве нет?

– По-другому, – ответила она. – Между прочим, я не открываю ничего нового, это общеизвестно. Существуют два взгляда на жизнь – туннельный и панорамный.

Он невольно подумал про Шарлотту. Значит, у нее был панорамный взгляд? Она видела целостную картину? Если и так, то лишь до ее запоев; алкоголь исказил все, в том числе и ее взгляд на мир. В конце она, пожалуй, не увидела бы даже входа в туннель.

А он сам? Разумеется, у него была хрустальная мечта, как выразилась Юлия. Он хотел быть вместе с той, кого полюбил, вместе и навсегда, неважно, где и как. Она прекрасно знала, вот и спрашивала. И уж точно не хотела опять услышать от него объяснения в любви.

Она ткнула вилкой в гриб.

– Почему ты молчишь?

– Мечта или цель всей жизни, – задумчиво протянул он. – Нечто подобное, пожалуй, было когда-то, в конце школы. Мы тогда хотели проплыть под парусами вокруг света.

– Тогда ты уже был знаком с твоей женой?

– Нет. Мечтали мы с другом. – Слишком поздно он спохватился, что сам повернул разговор в неправильное русло. – Но, конечно, ничего из этого не получилось, – торопливо добавил он. – Ну как, вкусно?

Она положила на тарелку консервированную брынзу, оливки и кивнула.

– С тем самым Робертом-как-там-его? Который нас видел в «Мамма Леоне»?

– Да. Значит, ты считаешь, что у меня туннельный взгляд?

– Ясное дело, – подтвердила она, – ты просто патологически целеустремленный тип. А твой друг знает, что я тут?

– Нет. Я уже несколько дней ничего о нем не слышу. Довольно странно, вообще-то. – Раз его отвлекающий маневр не сработал, надо брать быка за рога.

– Вы так тесно общаетесь?

– Последние дни он заезжал сюда почти каждый день. Или как минимум звонил. Но с субботы я не могу его найти.

– Всего лишь три дня! И ты уже забеспокоился? Ведь он был у тебя в пятницу вечером.

– Верно.

– Ты ему что-нибудь сказал? Я имею в виду, про нас? Ведь ты хотел сохранить все в тайне.

– Кстати, он не видел нас в «Мамма Леоне», – солгал Йон и попробовал оливку. – Я очень осторожно прощупал его на этот счет, но ничего. – Оливка была чуточку солоновата.

– Возможно, он уехал.

– Он никогда не уезжает, не сообщив мне. Я уже подумываю, не обратиться ли в полицию. Вдруг он попал в аварию или еще что-нибудь случилось.

– Ты не преувеличиваешь серьезность ситуации? Впрочем, раз тебя это беспокоит… Тогда позвони прямо сейчас.

Он принес телефонную книгу, отыскал номер полицейского управления, и его соединили с оперативным отделом. После недолгого ожидания он получил справку, что в отношении Роберта Бона ничего не имеется, ни по ДТП, ни по актам насилия, ни по суицидам.

– Ну, вот видишь, – проговорила Юлия, когда он положил трубку. – Твой друг просто сидит где-нибудь неподалеку и радуется жизни. Возможно, захотел немного побыть в одиночестве.

– Не исключаю, – согласился Йон. – Возможно, мои опасения чистая глупость.

– Где же висит твой Раушенберг? – спросила она, выкурив сигарету после фруктов и сыра. Она хотела выйти в сад, но он наслаждался запахом дыма, как и всем остальным в ней. Теперь она повеселела и окончательно расслабилась, еда и вино пошли ей на пользу.

– Наверху. Хочешь взглянуть?

Когда в кабинете зажегся свет, на «Земляничном этюде» вспыхнул красный цвет, единственное яркое пятно в комнате. Пол блестел, на нем не было ни единого пятнышка.

Она остановилась в дверях:

– Великолепно! Именно таким я всегда и представляла твой кабинет. Вот он тебе подходит, это точно. Поскольку ясно структурирован, без всяких фиглей-миглей.

Йон прислонился к дверному косяку рядом с ней. Кожа на ее шее мерцала, между локонами блеснули серьги-гвоздики. Какие длинные ресницы! Он сунул руки в карманы. Только не торопись! Иди к цели с осторожностью.

– Значит, ты смотришь на меня, как на простоватого субъекта?

– Верно, – согласилась она. – Ты скроен абсолютно просто. Тебя насквозь видно. – И засмеялась.

На четвертом тоне он приник губами к ее шее. В его рот попал локон, он оказался горьким на вкус.

– Тогда ты знаешь и мою хрустальную мечту, – шепнул он.

– Естественно, – подтвердила она и прижалась к нему бедрами. – Софа удобная?

Потом они вместе лежали под шерстяным пледом. Она повернулась к нему спиной, под левой лопаткой у нее была татуировка. В прошлый раз ее еще не было. Тату напоминала китайский иероглиф, почти пятисантиметровый, красный с черным, слева – нечто вроде маленькой лестницы. Он осторожно провел по ней пальцем и почувствовал, как горяча ее кожа.

– Когда ты это сделала?

– Пару дней назад, – сонно пробормотала она.

– Больно?

Она передернула плечами:

– Ни капельки.

– Она что-нибудь означает?

– А?

– Твоя татуировка. Или это просто украшение?

Она повернулась к нему и натянула одеяло на плечи.

– Долгую и счастливую жизнь.

– Выглядит мило, – одобрил он. Как ни удивительно, ему в самом деле понравилась татуировка. До сих пор он категорически не принимал их, считая, что они годятся лишь для матросов и уголовников. С другой стороны, теперь каждый второй школьник делает тату или пирсинг, так что в этом отношении его взгляды безнадежно устарели.