Майкл Гилберт - Этрусская сеть

– Брук, вам плохо?

– Я о нем позабочусь, – сказала Элизабет. – Ешьте, пока омар не остыл, он дивный.

А мою тарелку поставьте в духовку.

Элизабет здорово вела машину. По дороге домой он уже отошел. Прошлое исчезло и он снова осознал себя в сегодняшнем дне.

– Извините меня. Давно такого не было. Доктора придумали для этого какое-то название, что-то связанное с кровообращением в мозгу. Это психосоматическое явление.

– Что это значит?

Машина стояла перед его домом, но ни один из них не спешил выходить.

– Врачебный жаргон. Это значит, что приступ вызван не физическим воздействием, а просто мысли о прошлом одолевают меня и уходят в разнос, и я вдруг вижу, что не могу их остановить…

– И в результате – авария. – Оба рассмеялись. – В чем же дело на этот раз? Или не помните?

– Разговор о немцах, – и встреча с мэром – да, и этот омар…

– Омар?

– Не хотелось бы объяснять. Это страшно.

– Лучше не надо, – согласилась Элизабет. – Не хочу до конца дней своих содрогаться при виде омаров, я их обожаю. С вами уже все в порядке?

– Конечно. Когда приступ проходит, я как огурчик, – в доказательство он шустро выскочил из машины. – И есть хочется.

– Тогда возвращайтесь к нам.

– Если не возражаете, лучше нет. Тина мне что-нибудь найдет.

Тина встретила его у двери, вся в не себе.

– Что случилось? Почему вы так рано вернулись? Вам нехорошо?

– Да, мне стало нехорошо, – признался Брук, – но не стоит беспокоиться.

Тина расплакалась.

– Ну ладно, Тина, – повторял Брук, – ничего не случилось. – Неловко похлопал её по плечу. – Что станет с моим обедом, если вы будете поливать спагетти слезами?

– Вы голодны? – Она тут же повеселела. Сию минуту все будет готово. Поешьте салат, пока сварятся спагетти.

«Еда, – подумал Брук, – вот женское средство против всякого зла. Устал – ешь!

Неприятности – ешь! Умираешь – так умри с полным желудком.»

Элизабет домой не торопилась. Когда вернулась, все уже вышли из-за стола и пили кофе.

– Омар в духовке, – сказала Тесси.

Элизабет содрогнулась.

– Вы меня простите, если я не буду? Только чашечку кофе.

– Как там Брук?

– Уже хорошо, папа. Эти приступы у него с тех пор, как умерла жена.

– Печально, конечно, в его возрасте потерять жену, – заметил мэр. – Но он молод, женится снова. Он из тех, кто не может без женской заботы.

Сэр Джеральд спросил:

– Что случилось с его женой? Я слышал о каком-то несчастном случае?

– Это было вот как, – начал Том Проктор. – Однажды вечером она возвращалась домой в машине и в неё врезался грузовик. Не было никаких сомнений, что грузовик превысил скорость, какой-то фермер, ехавший поблизости, говорил, что гнал как сумасшедший. Я думаю, водитель просто спешил домой, чтобы успеть к своей любимой телепрограмме. На повороте выехал на середину, – дорога была неширокой, слишком поздно увидел машину и даже не успел затормозить. Миссис Брук скончалась через двадцать четыре часа в больноце, с водителем ничего не случилось. – И Том Проктор добавил голосом, звучавшим удивительно бесцветно: – Она была беременна.

– Надеюсь, он получил по заслугам, – сказал мэр.

– В Англии такого не бывает. Его профсоюз нашел ему хорошего адвоката.

Свидетелей катастрофы не было, только следы на шоссе и разбитые машины, а это всегда можно толковать по-всякому. Его оштрафовали на двадцать пять фунтов за опасную езду, деньги внес профсоюз. А Брук решил, что в Англии он жить больше не сможет.

– Это ужасно, – сказала Элизабет, склонившись над чашкой кофе. Она едва сдерживала слезы.

– Это было нелегким решением, – сакзал Проктор. – Брук – англичанин до мозга костей. Собственно, он – живой анахронизм, точно таким европеец девятнадцатого века представлял английского джентельмена. Неразговорчивый, убежденный, что англичанин во всех отношениях на двадцать процентов превосходит всех остальных вместе взятых, до отвращения честный, прямой, упрямый и несимпатичный.

– Вы не справедливы, – возразила Элизабет.

– Обижаете, дорогая мисс Уэйл, – сказал адвокат. – Я не говорил, что Брук таков, я сказал, что он производит такое впечатление. У этой медали есть и обратная сторона. Недаром его дедом был Леопольд Скотт…

– Его я знала, – сказала мисс Плант, как раз пробудившись от дремоты. – Маме он нарисовал трех терьеров. Они висели в детской.

– Он был очень известным художником, – сухо сказал Проктор, – и передал изрядную сумму денег и часть своего художественного таланта дочери – матери Брука. Та поддерживала у Роберта художественные наклонности. Вы знаете, что он исключительный скрипач?

– Признаюсь, он никогда не производил на меня впечатления человека искусства, – сэр Джеральд выслушал Проктора с интересом знатока людских душ. – Правда, у него книжный магазин и картинная галерея, но я всегда считал его скорее коммерсантом, чем художником.

Мэр сказал:

– Может быть, это потому, что вы не знали его до кончины жены? Такое может серьезно изменить человека. В каждом таятся два «я», и иногда такая трагедия выносит на поверхность одно из них – и, может быть, надолго.

Элизабет начала собирать пустые чашки. Отец её удивленно вытаращил глаза. Обычно это оставляли Энтони, помогавшему в кухне. Когда за ней закрылась дверь, сказал:

– В людских характерах постоянного мало, синьор мэр.

– Вы читаете д Аннунцио, – заметил мэр. – Он тоже утверждал, что в жизни нет ничего вечного, только смерть.

– Один мой дедушка в 1890 году повернулся лицом к стене и никогда уже больше не улыбнулся, – сказала мисс Плант.

– А почему он так сделал?

– Подробностей я уже не помню, – сказала мисс Плант, – это как-то было связано с крикетом.

Лейтенант Лупо прочитал донесение, которое держал в руке. Удовольствия оно ему не доставило.

«К рапорту от понедельника, принятого в 21. 15, относительно двух мужчин, прибывших на Главный вокзал. Во всех отелях и пансионах произведена проверка и контроль всех прибывших. Лиц, соответствующих указанным приметам, не обнаружено.

Считаю возможным обратить ваше внимание, что в тот же вечер отправлялись поезда в Болонью, Милан, Фаэнцу и Ароццо, не считая поездов обратно в Рим. Скорее всего, оба вышеупомянутых лица прибыли во Флоренцию для какой-то встречи и по её окончании продолжили свой путь».

Лейтенант Лупо ещё раз внимательно прочитал рапорт. Потом зачеркнул «скорее всего» и поставил «возможно». Это не так обязывающе. Теперь предстояло решить, что дальше. На полу у его стола была большая папка с надписью «Разное».

Лейтенант решил, что там рапорту самое место. Аккуратно вложил его туда и вернул папку на полку.