Николай Леонов - Юрколлегия разыскивает...

За окном раздались голоса, он задернул занавеску, оделся и вышел на улицу.

– Добрый вечер, – услышал он и уступил дорогу высокой стройной женщине и хорошо одетому мужчине.

Он вспомнил, что фамилия этого мужчины Семин и работает тот в каком-то министерстве.

Он свернул за угол и столкнулся с высоким худым мужчиной в поношенном летнем пальто, который, как и Балясин, шел, втянув голову в плечи. Они молча разошлись. Балясин посмотрел на мужчину и попытался вспомнить его фамилию, но не смог и заспешил к своему окну.

Мокрый снег под окном был затоптан, окно светилось: забыл выключить свет! Балясин схватился негнущимися пальцами за раму и, тяжело поднявшись, заглянул в окно. Сколько он ни вглядывался, та часть комнаты, где стоял ящик с мылом, видна не была.

– Следствием установлено, что подсудимый совершил два преступления. – Прокурор делает небольшую паузу. – Я разрешу себе остановиться на них раздельно и разбирать в хронологическом порядке, то есть начну с кражи денег. Из материалов дела видно, что подсудимый готовился долго и тщательно. Умение собственноручно сделать слепок и по нему изготовить ключ свидетельствует о наличии у подсудимого значительного опыта. Хотя следствию и не удалось доказать, что данная кража была не первой, но наличие у него опыта в совершении подобных краж, на мой взгляд, бесспорно. Во всех действиях подсудимого чувствуется изощренный ум и профессионализм. К чему я говорю об этом? Попробую объяснить. Заранее обдуманное намерение, опыт, хладнокровие, профессионализм в исполнении доказывают огромную общественную опасность данного человека. – Прокурор смотрит на председателя и, когда они встречаются взглядами, говорит: – Общественную опасность подсудимого я считаю доказанной полностью.

Утром, когда Марина вошла в столовую, за столом рядом с Семиным сидел актер. Она села рядом с Семиным, который задумчиво ковырял вилкой в салатнице и едва ли слушал разглагольствования соседа.

– Понимаете, милейшая Марина Сергеевна, – актер решил включить Марину в беседу, – мы с почтеннейшим Валентином Петровичем говорили о сложности актерского перевоплощения. Как утверждают социальные психологи, каждый человек повседневно исполняет навязанные ему обществом роли. – Миронов сцепил в замок длинные пальцы и прижал их к груди.

– Не понимаю, – сказала Марина и пододвинула к себе простоквашу. – Я никаких ролей не исполняю.

Миронов взмахнул руками и деланно рассмеялся.

– Так только кажется, Марина Сергеевна. Играете, каждую минуту играете. Сейчас, например, играете роль, – он на секунду задумался, и Марине показалось, что он сдержал улыбку, – светской беззаботной женщины. А на самом деле у вас масса забот. Когда вы остаетесь одна, вы думаете...

– О чем думаете вы, Сергей Иванович? – перебил Миронова Семин.

Марина благодарно посмотрела на Семина. Миронов прикрыл пальцами тонкий рот, и Марина обратила внимание, что глаза у актера желтые, словно две большие веснушки, под стать тем, что покрывали все лицо и руки, а светлые волосы сильно пробиты сединой.

– Откровенность есть своеобразный стриптиз, – сказал он, – а при моем сложении не рекомендуется раздеваться.

Мимо гордо прошествовали две особы неопределенного возраста.

– С добрым утром. – Марина посмотрела им вслед и увидела ширококостного мужчину, который шел под руку с официанткой.

– Сестренка, – сказал он и остановился, – я буду сидеть за этим столом. – Он отодвинул стул у соседнего стола. Сделал легкий взмах рукой, и на его ладони оказалась конфета. Он осторожно опустил ее в нагрудный карман девушки. – Холодное боржоми – моя слабость.

Официантка хихикнула и убежала, а мужчина посмотрел на Марину, как на старую знакомую, и сказал:

– С добрым утром. – Он перегнулся и вынул из-под ее салфетки бумажную розу. – Простите, что не настоящая: нелетная погода, и самолеты с юга задерживаются.

Семин платком вытер углы рта и как бы про себя пробормотал:

– Не пансионат, а паноптикум. Актеры, клоуны... Бред, но интересно.

– Разрешите представиться: Михаил Алексеевич Зотов. – Мужчина, приподнявшись, поклонился.

– Совсем забыл. – Семин встал. – Мне срочно надо позвонить в Москву. Ради бога, извините. – Он хотел сказать что-то еще, но посмотрел в сторону и вздохнул.

Марина проследила за его взглядом и увидела парня, который вчера устроил скандал. Парень подошел и, глядя на вазочку с салфетками, на торчащую из нее розу, старательно, как заученный урок, проговорил:

– Извините меня, пожалуйста, я вчера выпил лишнего. – Он переступил с ноги на ногу, упрямо мотнул головой и посмотрел на Семина. – А тебя я как-нибудь...

– Топай, счастливое дитя. Топай, – улыбаясь, миролюбиво ответил Семин, посмотрел на Миронова, который, не обращая ни на кого внимания, с удовольствием доедал завтрак. – Простите, я бегу звонить.

– Ради бога, – сказала Марина.

Она отхлебнула из стакана остывший чай и посмотрела на актера, который сидел откинувшись и безразличными глазами оглядывал столовую.

– Что-то мы с вами приуныли, Сергей Иванович. – Марина вынула из вазочки бумажную розу и, как живую, поднесла ее к лицу.

Миронов недоумевающе посмотрел на Марину и долго думал над ее словами, его длинное лицо задвигалось и ожило.

– Приуныли? Да, да! Зритель ушел, – он показал рукой на стул Семина, – играть не перед кем. Вот так-с.

– У вас навязчивая идея.

– Я не так глуп, как вы... – Миронов сделал паузу, – думаете.

При выходе из столовой они столкнулись с мужчиной в темных очках и с палочкой, которого вела под руку официантка.

– Благодарю, – говорил слепой, – я с одного раза запоминаю дорогу и больше вас не побеспокою.

Марина проводила взглядом прямую, напряженную фигуру с запрокинутой вверх седой головой и сказала:

– А мы еще на что-то жалуемся.

– Жалуемся, – повторил актер, глядя себе под ноги. – Марина Сергеевна, вы можете отличить свои туфли от других того же размера и фасона?

– Когда произошел очередной заезд отдыхающих?

Балясин смотрел на сверкающие сапоги лейтенанта милиции и молчал. Он никак не мог понять, почему в такую непогоду сапоги у милиционера абсолютно чистые. Сапоги расхаживали по крашеным половицам балясинской комнаты, и сапоги, и половицы скрипели.

– Гражданин Балясин, – сапоги остановились и повернулись к Балясину тупыми блестящими носами, – вы поняли мой вопрос?

– Три дня, как приехали. А я приехал позавчера, – ответил за отца сидевший в углу Виктор. – Я освободился досрочно, сидел за кражу.

– Мне это известно, Виктор Владимирович. Но вы же не могли украсть деньги у родного отца.

Виктор посмотрел на морщинистое лицо отца с обвислыми усами.