Наталья Солнцева - Испанские шахматы

«О господи! Я слишком доверчив. Мне не следовало обращать внимания на сомнительные, неизвестно чьи заявления. Я клюнул, попался на крючок. Глупый карась! Что это, возрастные издержки? Или я расслабился, потерял бдительность? Наверное, и то и другое. У меня достаточно недругов, которые были бы счастливы «достать» неприступного Ирбелина. Я долго не давал им повода и наконец прокололся. - Острая боль в левой лопатке заставила его сжать зубы и глухо застонать. - Так и до инфаркта недалеко!»

Вдруг пришла мысль, что в случае его смерти имущество оставить некому - наследников-то нет. Труд всей жизни пойдет прахом.

Ирбелин откинулся на подголовник сиденья и глубоко вздохнул. В груди заныло. Он закрыл глаза и провалился в черноту: сказалась нервная нагрузка последних недель.

Его разбудили всполохи света: во двор въезжала машина «Скорой», видимо, кому-то из жильцов плохо. Снова одной из старушек или ребенку Курочкиных? Ирбелин, не соображая толком, зачем он это делает, сдал назад, в тень между домами. Не хотел, чтобы его «мерс» заметили, начали приставать с расспросами. Хотя, кто посмеет его допрашивать? С какой стати?

В теле ощущалась слабость, на лбу выступила испарина, руки дрожали. Если бы он даже решил уехать, то не смог бы.

Некоторое время Ирбелин боролся с дурнотой, положив под язык таблетку валидола, пока ему не полегчало. «Скорая», мелькнув фарами, уехала, почти все окна первого этажа горели. Метель… Ветер раскачивал лампочку над парадным, державшуюся на куске провода. Ее по просьбе жильцов кое-как приладил электрик, привезенный Глинским.

Ирбелин не поверил своим глазам, когда во дворе показалась милицейская машина. Что там у них, в доме, случилось?

Он так углубился во вчерашние события, что его компьютер «уснул». Ирбелин опомнился: он сидит не в «Мерседесе», а за столом в офисе, в своем кабинете, закрывшись на ключ, и рассматривает сделанные им вчера вечером и сброшенные на диск фотографии: барышня Субботина в профиль, анфас, сзади, вот она опустила голову, повернулась, нахмурилась, вот она улыбается. Хороша, черт бы ее побрал! Дивно прекрасна. Даже уродливое старое пальто, растоптанные полусапожки и серый платок на голове не могут ее испортить. Перед истинной красотой все бессильно. Это как природный алмаз: на вид - невзрачная сероватая стекляшка, внутри которой заключен колдовской блеск. Отмой, ограни, отшлифуй - и он засверкает.

Ирбелин выбрал самый удачный снимок, увеличил лицо девушки, хотя мог бы обойтись и без этого: ее черты нельзя спутать ни с какими другими, так они своеобразны, немного неправильны, именно их легкое несовершенство и есть тот божественный штрих, который придает лицу неповторимое очарование. Нельзя же назвать Джоконду безупречной красавицей, а весь мир веками замирает перед ней в восхищении.

Он тыльной стороной ладони прикоснулся ко лбу, смахнул мелкие капельки пота. Чего-чего, а такого поворота событий он не ожидал.

- Я думал, с женщинами в моей жизни покончено. Ан нет! Не зарекайся, болван.

Ирбелин связался с секретаршей и велел ей срочно найти Глинского.

- Георгий Иванович здесь, в приемной, - сказала она.

- Так что же ты не доложила?

- Вы приказали не беспокоить, - обиженно протянула она.

- Ладно, зови.

Ирбелин тяжело подошел к двери, открыл ее и впустил директора агентства «Перун». Не предлагая Жоржу сесть, приступил к делу. Его «вело».

- Субботиной нужны деньги. Она пытается продать старинные шахматы, видимо, единственную свою ценную вещь. Надо быть последовательным, раз я взялся помогать сироте. - Он осекся, помассировал левую сторону груди и выложил на стол пачку новеньких купюр. - Передай ей кое-какую сумму… вот. Пусть обувь себе купит нормальную, а то ходит чуть ли не… в онучах. Кажется, все.

Глинский предпочитал слушать, не задавая вопросов. Поведение патрона оставалось для него загадкой, а загадки на то и существуют, чтобы их разгадывать. Допустим, Ирбелин неравнодушен к Грёзе, тогда почему он избегает ее? Боится получить от ворот поворот? Или его смущает разница в возрасте?

- Нет, не все! - спохватился Ирбелин. - Что за фрукт за ней увивается? Лопаткин, если мне память не изменяет?

Глинский уже и сам навел справки, для порядка. Это входило в его обязанности.

- Бывший мент. Сейчас торгует на оптовом рынке.

- Странный виток карьеры. Почему Лопаткин уволился со службы?

Глинский пожал плечами. В подробности он не вдавался: смысла не было. А патрон, похоже, ревнует Субботину к молодому соседу.

- Почему люди увольняются? С начальством поругался, или зарплаты не хватало.

- Выясни, - потребовал Ирбелин.

- Хорошо. Я могу идти?

Патрон помедлил, блуждая взглядом по кабинету.

- Нет. Что там вчера произошло… в доме? Ты в курсе?

Предполагалось, что Жорж понимает, о каком доме идет речь.

- Одна из старушек скончалась. Приступ астмы, слабое сердце… В общем, проблема с ее переселением отпала. Вторая бабуля тоже на ладан дышит, у нее случилось что-то вроде инсульта.

- Надеюсь, мы тут ни при чем, - жестко произнес Ирбелин, ощущая ноющую боль в груди. Вот она, скорбная стезя человеческая, ведущая к смерти!

- Как можно?! - изумился Глинский. - Мы к пожилым людям относимся бережно, стараемся не нервировать. Старушки давно болеют! Врачи констатировали естественную смерть, милиционеры с этим согласились. Наши действия никак не сказались на…

- Иди, - перебил его патрон. - Мне отдохнуть надо.

Жорж вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Ирбелин прилег на кожаный диван. На душе у него кошки скребли. Смерть старухи показалась ему дурным предзнаменованием.

Глаза Грёзы опухли от слез.

- Бедная Варвара! - причитала девушка. - Она умерла в одиночестве, когда никого не было рядом! Я бросила ее в такой ужасный момент!

- Не вини себя, - успокаивал ее Виктор. - Это могло произойти в любую минуту. Что же тебе теперь, не спать, не есть, не выходить на воздух? Ты не сиделка.

- Я должна была… должна была почувствовать! Зачем ты повел меня в дурацкий магазин? Если бы я осталась дома, то…

- Время смерти устанавливается приблизительно, - осторожно заметил Виктор. - Варвара Игнатьевна могла скончаться еще до нашего ухода. Пойми, есть вещи, которые нужно просто принять, смириться. Старики умирают, ничего тут не поделаешь. Вот Полина приняла это близко к сердцу, ее и парализовало - ни двигаться, ни говорить не может. Это хорошо, по-твоему?

- Они были как сестры, - заплакала Грё- за. - Прожили бок о бок много лет. Для Полины уход подруги - невосполнимая потеря. Я не удивлюсь, если она последует за Варварой.

Виктор промолчал. Он колебался: говорить Грёзе или нет?

- Полина совсем плоха, - всхлипывала девушка. - Врачи сказали, лучше не забирать ее в больницу, там за лежачими ухаживать некому.