Татьяна Устинова - Саквояж со светлым будущим

Родионов бегом бросился по коридору, скатился с лестницы, чуть не сшиб по дороге какую-то тетку — то ли Лиду Поклонную, то ли Мирославу, он не разглядел и не остановился, и влетел в гостиную.

Маши Вепренцевой там не было. Он был так уверен, что она там, что сразу не поверил своим глазам. Но ее не было. Франтоватая горничная в переднике с кружевцами убирала со стола и с буфета утренние яства, и «чоловик» похрапывал в кресле. В безвольно опущенной руке у него был стакан.

Родионов оглядывался, как волк, загнанный в красные флажки.

— Где моя помощница?

Горничная посмотрела на него и улыбнулась вопросительной улыбкой.

— Здесь была моя помощница, Марья Петровна! Где она?

— Я никого нэ бачыла, пан.

За спиной у него распахнулась дверь, и он нетерпеливо оглянулся. Ему казалось, что он теряет время, теряет безвозвратно, окончательно, что именно он будет виноват в том, что ее белое алебастровое лицо в луже крови окажется таким неживым!…

— Что-то случилось?

— Где моя помощница?!

— Понятия не имею, — фыркнула Лида Поклонная. — Мне до нее дела нет. И вообще, вы уверены, что она помощница, а не стукачка журналистская?

Родионов отмахнулся от нее. Вдруг он вспомнил про телефон. Можно же позвонить! Вот просто взять и позвонить и приказать ей бежать к нему и не отходить ни на шаг! А вообще лучше всего будет приковать ее к себе наручниками до той самой минуты, пока они не сядут в самолет, чтобы лететь в Москву.

Наручники можно будет занять у представителей правоохранительных органов.

Он отвернулся от Лиды и выхватил из кармана телефон. Актриса еще несколько секунд смотрела на него, потом скорчила неопределенную улыбку и отвернулась. «Поду-у-умаешь! — вот что означала эта улыбка. — Не очень-то и хотелось!»

Вообще успокоилась она на редкость быстро и выглядела безмятежной и прекрасной, и Родионов, если бы он был способен соображать в эту минуту, непременно удивился бы этому обстоятельству. Но соображать ему было некогда.

Телефон гудел надсадно, как ночной комар, примеривающийся, куда бы воткнуть свое жальце, но трубку не брали.

За спиной у него зашуршали газеты, скрипнул стул, он оглянулся, но ничего не увидел. Он думал только о том, что Маша не берет трубку, и надсадный комариный писк все продолжается, все никак не разрешается ни во что, и не было и не могло быть ничего хуже, чем то, что она не брала трубку!

— Может, кофе заказать? — спросила Лида Поклонная позади него. — Господи, какая тоска! И заняться нечем. Славочка сказала, что нас еще будут допрашивать! Интересно, а то, что мы граждане России, уже не имеет никакого значения, да? Какое право они имеют нас допрашивать? Мы что, подозреваемые?

Родионов набрал еще один номер и уставился в окно. Лидино бормотание его раздражало.

— Если мы подозреваемые, значит, нам нужен адвокат. Я так и сказала всем, — тут она деликатно зевнула, и Родионов оглянулся на нее с изумлением, — я не буду отвечать на вопросы без своего адвоката!

Она сидела, положив ногу на ногу, туфелька болталась на носке, поблескивала пряжкой. Наманикюренными пальцами Лида перебирала газетные страницы, и на лице у нее была написана скучнейшая скука.

Приятный женский голос защекотал родионовское ухо, и про Лиду он моментально позабыл.

— Ваш телефон находится в режиме ожидания, — плавно говорили в трубке, — пожалуйста, дождитесь подключения.

Весник вечно экспериментировал со всякими новомодными электронными наворотами, а Родионов согласно правилам игры, им же самим и установленным, даже файл не всегда мог отыскать в своем компьютере!

— Ваш телефон находится в режиме ожидания. Пожалуйста, дождитесь подключения.

Нужно позвонить Маркову, чтобы тот нажал на какие-нибудь кнопки — или как принято говорить, рычаги, что ли? — и они сегодня же смогли бы вернуться в Москву. Маше нельзя здесь оставаться. Нельзя, и все тут.

Впрочем, неизвестно, будет ли в Москве безопасней. Если убийца видел ее, значит, найдет и в Москве. Зачем только их понесло в этот самый Киев?! Сидели бы все дома, писали бы свои книжки, варили бы свой кофе и снимались в шоу у Андрея Малахова, и все было бы как всегда, спокойно и приятно.

— Ваш телефон находится…

— Давай, — процедил Родионов, — давай уже подключайся, хватит болтать!

Словно услышав его призыв, плавный голос поперхнулся какой-то буквой, в трубке щелкнуло, и Родионов сказал:

— Але!

— … на меня пока никто не выходил, — быстро проговорил ему в ухо Весник. — Мы по-прежнему в этой Конче-Заспе, и нас отсюда не выпускают. Я думаю, что он еще не догадался, хотя, мне кажется, что-то такое он подозревает, не дурак же, на самом-то деле!

Родионов не слышал, что именно говорил собеседник Весника, но Илья возразил энергично, хотя и приглушенно:

— Как мне его изолировать!? Прирезать, что ли, как Головко? — Опять короткая пауза, и снова: — Я знаю, что этого допускать нельзя, знаю, знаю. Я постараюсь… без членовредительства. Да, и с ним все время Маша, ты же знаешь. Хорошо, тогда до созвона.

Тут опять что-то щелкнуло, и голос Весника, совсем другой, привычный, с всегдашней иронической интонацией сказал громко:

— На проводе!

— Илья?

— Родионов, твою мать, а ты кому звонишь? Не мне, что ли?

— Тебе, — ответил Родионов. Мысли собирались с трудом, как птицы, привязанные за разные ниточки, они рвались прочь, и он не знал, как их остановить, как заставить себя подумать трезво.

— Я… Машу потерял, — сказал он с трудом. — Ты ее не видел?

— Да куда она денется с подводной лодки, эта твоя Маша? — весело удивился Весник. — Никуда не денется! Слушай, Родионов, может, нам виски дернуть, а? Все равно сегодня никуда не двинемся! Так, может, дернем?

— Дернем, — согласился Родионов. — Только мне сначала надо Машу найти.

— Чтобы она тебе компьютер в розетку включила? — поинтересовался Весник и захохотал. — Сам не сообразишь? А там, знаешь, такая пластмассовая штучка есть, а на ней два штырька. Вот эти два штырька суешь, тудыть тебя так и эдак, в дырочки. Ты умеешь всякие штучки в дырочки совать, гений ты наш?

— А ты где, Илья?

— Да я у себя в комнате. На диване лежу. Думаю, может, мне искупаться сходить, а потом нажраться до бесчувствия, как этот самый Казимир Малевич, а?

— Цуганг-Степченко, — поправил Родионов машинально. — Если увидишь Машу, попроси ее меня найти.

Лида у него за спиной длинно и скептически вздохнула.

Родионов сунул трубку в карман и вышел на лужайку.

Где она может быть? Куда она подевалась?! В бассейне? В своей комнате? В парке?!

Давным-давно он забыл чувство страха. Что-то из детства вспоминалось ему, когда он думал или писал про страх. Что-то угрожающее, залитое электрическим светом, острое, как вилка.