Николас Блейк - Чудовище должно умереть

- Да,- продолжал я,- в маленькой деревушке вблизи Сиренчестера. Я все время подумываю о том, чтобы вернуться туда, но мне так и не удается.

Я не решился сообщить название своей деревни, чтобы окончательно ее не вспугнуть, а только, отметив про себя ее затрудненное дыхание и ускользающий напряженный взгляд, начал болтать о чем-то еще.

И она сразу защебетала еще оживленнее, чем прежде: облегчение развязывает человеку язык. Я испытывал к девушке нечто вроде благодарной признательности за тот момент ее саморазоблачения и из кожи лез, развлекая ее. Даже в самых смелых мечтах я не воображал себя хихикающим и обменивающимся застенчивыми взглядами с киноактрисой. Мы оба изрядно подвыпили. Вскоре она спросила, как мое имя.

- Феликс,- сказал я.

- Феликс?- Она высунула кончик языка - видимо, считая это очаровательным озорством.- Тогда я буду звать вас Пусси.

- Лучше не надо, а не то я откажусь продолжать наше с вами знакомство.

- Значит, вы хотите, чтобы мы снова увиделись?

- Поверьте, я не намерен надолго выпускать вас из виду,- сказал я.

Что-то у меня с языка слишком часто срываются фразы, полные скрытой трагической иронии; не стоит превращать это в привычку, ибо она может подвести меня. Мы еще довольно долго обменивались шутками в этом роде, которые мне лень пересказывать здесь. В следующий четверг мы договорились вместе пообедать.

* 27 июля *

Лена не так ограниченна, как кажется на первый взгляд - или, скорее, какими считаешь людей ее внешности. Сегодня она меня прямо-таки потрясла. Это было после театра. Она пригласила меня зайти и выпить на прощанье - я привез ее домой, она стояла у камина, очень задумчивая, потом вдруг резко повернулась ко мне и решительно спросила:

- Так в чем же здесь дело?

- Не понимаю... какое дело?

- Да. Вы всюду разъезжаете со мной, тратите на меня деньги. Что у вас на уме?

Я начал что-то бормотать о книге, которую хочу написать... что мне надо получить представление о ее среде... чтобы написать книгу, по которой можно будет поставить кинокартину...

- Ну и когда вы собираетесь этим заняться?

- Заняться?

- Да, именно. До сих пор вы ничего не говорили про эту книгу. Так когда я войду в дело? Мне что, предназначено стать другом писателя? Я не поверю в эту вашу книгу, пока ее не увижу!

На какое-то время я совершенно растерялся. Я решил, что каким-то образом она догадалась, что мне от нее нужно. В панике глядя на нее, я уловил в ее глазах нечто похожее на тревогу, недоверие и даже страх. Но через мгновение уже не был в этом уверен. И тем не менее только полная оторопь заставила меня сказать:

- Что ж, тогда... дело не только в книге. Собственно, совсем не в ней. Когда я увидел вас в том фильме, я... вы мне стали так желанны... Вы самая красивая и очаровательная девушка. Я никогда не видел...

Она так меня напугала, что я говорил в точности как робкий, смущенный влюбленный. Она подняла голову: ноздри ее трепетали, выражение лица совершенно изменилось.

- Понятно,- сказала она.- Понятно... Ну и что?

Она шагнула ближе - и я поцеловал ее. Должен ли я был чувствовать себя Иудой? Во всяком случае, я этого не испытывал. А впрочем, почему я должен чувствовать себя предателем? Это ведь деловое соглашение - давай и бери: каждый из нас что-то выигрывал от него. Мне нужен Джордж, а Лене - мои деньги. Теперь я, конечно, понимаю, что сцена, которую она закатила мне насчет книги, была обычной уловкой, чтобы подтолкнуть застенчивого обожателя заявить о своих чувствах. Вероятно, все это время она чувствовала, что книга была только предлогом с моей стороны, и хотела подвести меня к главному. Единственное, в чем она ошибалась,- это для какой цели я использовал трюк с книгой. В самом деле, все обернулось к лучшему. Заниматься с ней любовью означало возбуждать мою жажду мести.

Через некоторое время она сказала:

- Думаю, тебе придется сбрить твою бороду, Пусси. Я к ним не привыкла.

- Привыкнешь. Я не могу ее сбрить, она мне нужна для маскировки. На самом деле я убийца, понимаешь, который прячется от полиции.

Лена чарующе рассмеялась:

- Ну ты и выдумщик! Пусси, дорогой, да ты и мухи не обидишь!

- Вот еще раз назовешь меня так, тогда посмотрим, могу ли я обидеть муху.

- Пусси!- Потом она сказала: - Чудно, но я, кажется, тоже влюбляюсь в тебя. Но ты же не Вайсмюллер, нет, милый? Ты иногда так странно глядишь на меня, как будто меня нет... или словно сквозь меня, как будто я прозрачная.

Но что она сама за прозрачная притворщица! Но приятная. В паре мы с ней обыграем любого игрока в ставках на лицемерие.

* 29 июля *

Вчера вечером Лена обедала у меня дома. Случилась очень неприятная вещь. К счастью, все закончилось вполне благополучно: и если бы мы не поссорились, возможно, она не рассказала бы мне о Джордже. Но для меня этот случай должен послужить предостережением: в этой игре я не имею права допускать промахов.

Я стоял к ней спиной - искал в буфете бутылку виски. Она расхаживала по комнате, как обычно ни на минуту не умолкая.

- ...поэтому Вейнберг начал на меня кричать: что ты из себя строишь? Ты актриса или кто? Я плачу тебе не за то, чтобы ты околачивалась здесь, похожая на загробную тень, понятно? Что с тобой? Влюбилась, что ли, глупая курица? А я говорю, не в тебя, жалкий старик, не в тебя, так что нечего тебе краснеть. Слушай, Пусси, какая у тебя миленькая комнатка, правда? Ой, посмотри! Если это не игрушечный мишка...

Я вскочил, но было поздно: она вышла из моей спальни с мишкой Марти, которого я держал на каминной доске, я забыл его спрятать. Почему-то я совершенно вышел из себя.

- Отдай его!- сказал я, пытаясь схватить игрушку.

- Ишь какой! Нечего вырывать! Значит, маленький Феликс еще играет в куклы. Что ж, поживешь, не то еще увидишь!- Она скорчила рожицу медведю.Так вот каков мой соперник!

- Не будь идиоткой. Положи его на место!

- Ой-ой-ой, мне страшно! Стыдишься, что играешь в игрушки?

- Он принадлежит моему племяннику, который умер. Я его очень любил. А теперь не дашь ли...

- Ах вот в чем дело!- Ее лицо исказилось от гнева, что ей поразительно шло. Мне показалось, что она бросится на меня с кулаками.- Так вот ты как?! Оказывается, я недостаточно порядочна, чтобы касаться игрушки твоего племянника! Думаешь, я оскверню ее? Ты меня стыдишься, да? Ну так забирай своего проклятого мишку!

И она со всей силы швырнула медвежонка на пол к моим ногам. Во мне вспыхнула ярость, и я дал ей оглушительную пощечину. Она бросилась на меня, и мы схватились в драке: она разошлась вовсю, сражаясь, как дикая кошка, попавшая в западню, разорванное платье сползло у нее с плеч. Я же был еще слишком разъярен, чтобы осознать все безобразие этой сцены. Через некоторое время она вдруг ослабла и простонала: